Иностранная пресса о России и не только

Автор ряда документальных фильмов, Милен Солуа часто бывает в Чечне - кавказской республике, истерзанной шестью годами войны. Однако она не согласна, что приезжает туда "охотиться за кадрами".

"Мне кажется, я езжу туда скорее для того, чтобы повидаться с друзьями, чем для съемок сюжетов, - говорит она. - Мне интересно, как они там? Родился ли малыш? Как они умудряются выживать в этих нечеловеческих условиях? Я все время думаю о них. Одно время я ездила туда раз в три месяца".

Каждый раз она пробирается туда тайком. А как же иначе? Российские власти запретили журналистам ездить в Чечню самостоятельно: передвигаться по республике можно только с разрешения Кремля и только в фургонах "федералов".

"Кадров, снятых там, очень мало. И если телевизионщики туда не ездят, то это потому, что там действительно очень опасно", - говорит Милен.

В 1999 году, когда началась война, несмотря на море огня, обрушившееся на чеченские города и горы, в Чечне было много военных репортеров. Пять лет спустя все, что там происходит, покрыто завесой тайны. Интенсивные бомбардировки прекратились, но аресты, пытки, исчезновения людей и изнасилования стали частью повседневной жизни чеченцев - узников этого ГУЛАГа под открытым небом, который охраняют 100 тысяч российских солдат.

"В этой войне СМИ оказались не способны защитить права журналистов, - сожалеет Милен. - Право на информацию - это, конечно, право журналиста на свободное передвижение, но это и право всех свободно высказываться. Чеченцы этого права лишены".

Как удается независимой журналистке проходить блокпосты, не попадаться на глаза патрулям, снимать и привозить пленки? "У каждого свои секреты", - отвечает она. В середине августа 2004 года, когда она снимала сюжет в Грозном, ее задержали и отвели на КПП, а кассеты изъяли. Хорошо, что она успела спрятать под одеждой самую ценную пленку: чеченской милиции она отдала полупустые кассеты.

"Я им что-то наговорила, и мне удалось выпутаться, - рассказывает она. - Конечно, с кассетами труднее, чем с карандашом".

Не рассчитывайте, что она подробно расскажет вам о том, как она, надев чеченское длинное платье и повязав голову платком, проходит через КПП: "Рискуют-то чеченки, а не я!" И снова эта идея-фикс: "Я чувствую ответственность за тех, кого снимаю. Я постоянно спрашиваю себя, стоит ли брать у них интервью, зная, какую цену за это могут заплатить они и их близкие".

Без малого десять лет работы в регионе, за это время она завязала здесь много контактов. Осенью 2000 года она провела целый месяц в полуразрушенном доме в Грозном (столице, стертой с лица земли российскими войсками зимой 1999-2000 года), снимая повседневную жизнь его обитателей.

Так родился ее 26-минутный фильм "Дом 51", показанный телеканалом Arte в 2001 году. Перед нами - домохозяйки, ищущие водопроводную трубу и газовую горелку, чтобы приготовить обед, подростки, не выходящие на улицу из-за боязни ареста, девушки, пробирающиеся в университет... От всех этих людей исходит огромное чувство достоинства, невероятная воля к сопротивлению этой убийственной обстановке, страху.

Зачем? Вы и так знаете... Среди жителей дома 51 есть и родственники милиционеров. Все знают, что журналистка находится здесь без разрешения. "Все жители договорились между собой, что будут меня защищать. Пока я была там, мне ничего не грозило", - рассказывает она. Отныне в каждый из своих приездов она обязательно заходит навестить жителей дома 51. Встречается она и с маленькими танцорами из Грозного, детьми из ансамбля "Маршо догийла" ("Приходи свободным"), совершившего турне по Европе по приглашению нескольких парижских театров.

На заработанные деньги многим удалось восстановить разрушенные дома. "Нужно было видеть радость этих мальчишек, так довольных, что их талант оценили, что в них уже не видят "террористов", - говорит Милен. Ее 52-минутный фильм "Танец с руинами", снятый в 2002 году, рассказывает о хореографе труппы, который, прожив несколько месяцев в Турции, возвращается на родину и решает восстановить свой разрушенный дом.

Милен Солуа много снимала в грозненском квартале, где живут танцоры труппы. Сегодня это уже невозможно. Почему? "Люди боятся. На крышах сидят снайперы. Ситуация ухудшилась, - считает она. - До 2002 года никто не отказывался говорить. Сегодня этого уже нет. Все повторяют одну фразу: "А зачем? Все, что я вам расскажу, вы уже знаете, весь мир это знает. Но что от этого меняется?"

С тех пор как Кремль установил в Чечне марионеточный режим, здесь действует чеченская милиция. Поставленные перед альтернативой - быть арестованными российскими войсками как "террористы" или присоединиться к боевикам в горах - молодые люди идут в милицию. Больше и деваться некуда: 80% населения не имеют работы.

"Вооруженные люди в форме или в гражданской одежде - повсюду, уже не разберешь, кто есть кто, - говорит Милен. - Это изменило ситуацию. Сегодня репрессии стали гораздо более адресными".

А женщины? Они были главными героинями ее первого фильма, "Волк и амазонка" - 52-минутной ленты, снятой в период между 1996 и 2000 годами. Легенду о бесстрашных всадницах Милен Солуа, выросшая в Марокко (ее отец был марокканцем, а мать - полурусской, полувенгеркой), помнит с детских лет.

"Меня сразу же покорили доброта, участие, юмор чеченских женщин. Сегодня у всех у них - проблемы с психикой, физиологией. Одна ходит к гадалкам, другая во сне разговаривает со своими пропавшими близкими".

Год назад в Грозном открылся "женский центр". Здесь есть курсы пения и шитья, медицинская консультация. Жертвы насильников о своей беде не говорят. Кодекс чести заставляет их хранить молчание, чтобы не навлечь на свой род самое худшее - позор.

А для Милен Солуа самое худшее - думать, что "право знать - это, бесспорно, роскошь, которую может позволить себе богатая страна".