Иностранная пресса о России и не только

В дискуссионной рубрике Le Monde Ив Аман, профессор факультета славистики Парижского университета Нантер и первый переводчик "Архипелага ГУЛАГ", предостерегает против попытки свести взгляды писателя к его речи в Гарварде в 1978 году.

С какого конца сегодня подойти к творчеству Солженицына (1918-2008), чье имя возвращается к нам в год столетнего юбилея со дня его рождения? Во Франции удивительным образом подчеркивают другую годовщину. Из тысяч написанных им страниц вырывается его единственная речь, произнесенная в Гарвардском университете в 1978 году, ее описывают, высокопарно обсуждают в разных городах и повсюду цитируют, отмечает автор статьи.

В речи содержатся прекрасные порывы, его критика Запада вполне законна, однако довольно искусственна и условна. Солженицын стремился поскорее закончить "Красное колесо", и на самом деле у него было недостаточно времени, чтобы всерьез интересоваться американским обществом. В некотором смысле он жил в стороне от него, указывает эксперт.

Позиция Солженицына определялась не заботой о разрешении духовного кризиса Запада или кризиса демократии. Наоборот, он призывал Россию мысленно сосредоточиться на себе самой, дабы перевязать свои раны. Что касается различных выражений его мнения после распада СССР и возвращения в Россию в 1994 году, то они вписываются в политическую жизнь, которая переживала множество радикальных поворотов, всякий раз требующих нового определения своей позиции, пишет Аман.

Взгляды Солженицына невозможно понять без долгих разъяснений обстоятельств того периода, при том, что во Франции в общем плохо знают историю России. Не следует сводить его позицию к выражению его различных мнений, как не следует сводить позицию Достоевского к его политической хронике, представленной им в "Дневнике писателя", считает автор статьи.

Кем же был Солженицын, появившийся ниоткуда в 1962 году и потрясший международное общественное мнение, особенно во Франции, где существует эпоха до и после появления "Архипелага ГУЛАГ" (1974)? Прежде всего, Солженицына воспринимали как свидетеля. Свидетеля той реальности, которую пришлось долго признавать и принимать. Свидетеля советской концентрационной системы, существование которой отрицалось, хотя не было нехватки доказательств, считает Аман.

И еще как бойца и участника сопротивления. Его голос не был голосом беженца, эмигранта. Он высказывался изнутри, открыто, вовлекаясь в особый драматический бой человека, который голыми руками борется с Левиафаном, следуя выверенной стратегии, сопровождаемой сотнями самоотверженных личных признаний невидимых людей, анализирует Аман.

Теперь он вписан в историю, и, отмечая его столетний юбилей, поостережемся "идеологизировать" Солженицына, ясно предостерегавшего нас от всякой идеологии, - позволим его писательскому таланту и стилю раскрыть всю свою мощь, многозначность и динамизм. Именно в этом его всемирное значение, резюмирует эксперт.