Иностранная пресса о России и не только

Читая летом этого года на BBC лекцию о классической музыке, Джерард МакБерни задал слушателям два простых вопроса, которые сейчас, в год двадцатипятилетия со времени смерти композитора, являются самыми большим загадками: ?Кто такой Шостакович?? и ?За кого он?? Если вы не найдете ответов на эти вопросы к концу ближайшего уик-энда, то скорее всего вы не найдете их никогда. Дело в том, что в эту пятницу знаменитости соберутся вместе, чтобы принять участие в самом примечательном с 1975 г, когда скончался Шостакович, событии ? трехдневном международном симпозиуме, который станет началом первого в Шотландии полного симфонического цикла Шостаковича.

Симпозиум, организованный Королевским шотландским национальным оркестром (КШНО), Университетом Глазго и Центром русской музыки колледжа Голдсмит, откроет своей речью Ричард Тарускин, сомнительной репутации профессор университета Беркли; затем в бой вступят такие ученые, как Дэвид Фэннинг, Элизабет Уилсон и Дмитрий Феофанов. Откроется выставка, на которой будут представлены экспонаты из семейного архива семьи Шостаковичей, состоится показ двух фильмов о Шостаковиче, до сих пор не привозившихся на Запад. И самое главное, пройдет первый концерт полного симфонического цикла КШНО общей продолжительностью в два сезона. С главным дирижером КШНО Александром Лазаревым я познакомилась в Глазго десять лет назад. Тогда он, в качестве главного дирижера и художественного директора Большого театра, привез свою труппу в Британию, чтобы принять участие в празднованиях, организованных в Глазго, бывшего в том году Центром европейской культуры.

Через пять лет Лазарев ушел из Большого, решив, что не сможет реализовать свою постсоветскую художественную программу в театре, администрация которого все еще мыслила по-старому. Через два года он стал главным дирижером КШНО.

Встречался ли Лазарев с Шостаковичем? ?Да, много раз. Он очень часто приходил на наши концерты в Московской консерватории. И он всегда сидел в шестом ряду, на одном и том же месте?.

?Когда я был студентом, я пару раз встречался с Шостаковичем в квартире моего преподавателя. Помню, как однажды кто-то из нас сказал ему, что было бы лучше изменить темп одного места в Пятой симфонии с модерато на анданте?.

?Он очень тихо, очень мягко ответил: ?Да, то, что вы говорите ? верно, абсолютно верно?. Но так ничего и не изменил."

?Мне всегда казалось, что Шостакович, как композитор, и Шостакович, как человек, - совершенно разные люди. Я не мог узнать, каким он был в частной жизни. В сомнительных воспоминаниях, которыми он якобы поделился с Соломоном Волковым, он предстает диссидентом. Но если это так, почему книга была издана за границей, почему он не выступал открыто, как Сахаров или Солженицын? Ни слова критики он не произнес в адрес Партии - ни по радио, ни по телевидению, ни в прессе?.

?Мне его письма кажутся странными, обескураживающими. Он пишет о том, как плакал, как молился, когда его пытались заставить вступить в Партию. И вступил в нее. Зачем? Нет сомнений, что Шостакович мог отказаться, если бы хотел. Но не судите, да не судимы будете?.

Конец Пятой симфонии ? один из самых спорных моментов наследия Шостаковича. Что из себя представляют эти одержимо грохочущие, повторяющиеся аккорды? Это триумфализм, которого ждали от него коммунистические господа? Или они кричат: ?Бейте меня сильнее, бейте меня сильнее!?, как однажды сказал мне дирижер Илья Мусин? Или, как предположил Томас Сандерлинг, отец которого, Курт, хорошо знал композитора, они на самом говорят: ?Вот он я, Дмитрий Шостакович, вот где я стою?? Не возникало ли у Лазарева желания спросить у Шостаковича, что он имел в виду? ?Нет. Мы не были настолько наивны. Мы никогда не задавали вопросов, ответы на которые нам известны. И, кроме того, я понимал, что он бы никогда не ответил?.

Не удивило ли Шостаковича бы то, что мы одержимо продолжаем пытаться понять ?смысл? его музыки? Не испугало ли бы его это? На этот вопрос Лазарев отвечает, не задумавшись: ?Думаю, что он был бы счастлив. Ему бы понравилось, что его музыка вызывает так много споров?. Но не пора ли наконец, как предлагает МакБерни, оставить все интеллектуальные изыски и сконцентрировать внимание на музыке?? ?Совершенно согласен, - отвечает Лазарев. ? Как музыка вообще находится выше каких-либо определенных толкований, так и произведения Шостаковича ? это и музыка для миллионов, и музыка для личной фантазии каждой отдельной души из этих миллионов?.

Даже Вторая (?Октябрьская революция?) и Третья (?Первое мая?) симфонии, с которых в субботу начинается цикл? ?Эти симфонии ? плакатное искусство: искусство для масс, а не для личности?. А Четвертую симфонию (которая будет исполняться 2 ноября) Лазарев считает Библией Шостаковича, в которой есть зерна почти всех последующих произведений. ?В конце второй части уже можно услышать стук скелета, который появится в его последней, Пятнадцатой симфонии. Конечно, сейчас мы слушаем Четвертую, уже зная все остальные. Но я хочу, чтобы мы своим исполнением смогли воссоздать то потрясение, которое возникало у тех, кто слушал ее в то время, когда она была только что написана, в 1934 г.?

Лазарев считает, что Шостакович в значительной степени является последователем Малера.

?Большой друг Шостаковича Иван Соллертинский помог устроить концерты музыки Малера в Ленинграде и оказал влияние на Шостаковича, когда тот изучал его творчество. Мне кажется, что Шостакович нашел для себя общее в том чувстве одиночества и безнадежности, пронизывающем все творчество Малера и научился у него различным способам выражать это чувство отчуждения?.

?Я бы поставил Шостаковича, как композитора, по крайней мере на две-три ступени выше Малера. У него намного лучше оркестровка; он пишет настоящий контрапункт. Малер смотрел на мир глазами природы. Великим утешением для него была возможность почувствовать вечное через природу?. А Шостакович? ?Его успокивало беспокойство. Он смотрел на мир через человеческую душу ? и при этом находился посреди всего этого. Я хочу, чтобы люди менялись, слушая эти симфонии. И того же жду от себя самого?.