Иностранная пресса о России и не только

Их дразнили, избивали, ненавидели. Предателями считались не только женщины, которые связались с солдатами оккупационной армии, но и их общие дети. Теперь они съехались в Берлин со всей Европы

Если бы ее отец выжил в войне, он, безусловно, вернулся бы к ее матери. Он ее очень любил. Милен Ланнегран верила в это пятьдесят лет. Ее отцом был немецкий солдат Хайнц Розентретер, оккупант. Сегодня она знает, что он выжил. Но он не вернулся.

Милен, хрупкая блондинка с взъерошенными волосами, снова приехала в Берлин, где она четыре года назад обнаружила следы своего отца. Она стоит среди металлических стеллажей в Deutschen Dienststelle WASt в Берлине - бывшем справочном бюро вермахта. В красной кирпичной постройке хранится 18 миллионов карточек, на которых нацисты фиксировали, где и когда во время войны находился тот или иной солдат вермахта. В разделе 919 под номером 667 на букву "Р" хранится карточка Хайнца Розентретера. Там написано, что после нахождения во Франции он в 1942 году получил в России легкое ранение. В 1967 году он обратился сюда за справкой, которая была ему нужна для назначения пенсии. В 1983 году он умер в Кельне. В карточке также написано, что у него есть дочь. Но это не Милен.

Когда она впервые взяла в руки эту карточку, она заплакала. "Я почувствовала такое облегчение, что наконец нашла его", - говорит она. Но одновременно ей было очень горько, что она попала сюда слишком поздно. Теперь она снова здесь, так как WASt впервые пригласила "оккупационных детей" из различных стран: дети немецких солдат встречаются с детьми американских, французских и английских солдат, которые пришли в Германию в 1945 году. Они хотят создать организацию "Бюро детей войны".

"Ни Женевская конвенция, ни Гаагская конференция о законах и правилах ведения войны не содержат положений о нас, детях войны. Это надо изменить. Ведь мы являемся продуктом этих войн", - говорится в ее декларации.

Они сетуют на то, что с ними до сих пор обращаются в соответствии с национальными законодательствами, которые очень различны, например, в том, что касается доступа к архивам. Здесь должны действовать международные положения. Они также борются за то, чтобы в пределах ЕС иметь двойное гражданство - как дополнительное признание со стороны родных стран своих отцов. В их долгосрочных планах - конвенция ООН о детях войны. Для защиты будущих детей войны.

Матери Милен было 17 лет, когда она влюбилась в Хайнца Розентретера. Он прибыл в 1940 году в маленькое место Фура на атлантическом побережье и жил в гостинице Hotel de la Mer. Рене жила с дядей и тетей, которые вели дела в отеле. "Для моей матери это была большая любовь", - говорит Милен. 28-летний немец был очень мил и вежлив, всегда приносил ей цветы. Он не был похож на неотесанного "боша", как их изображала военная пропаганда.

Весной 1941 года Розентретера отправили на восточный фронт. О том, что его подруга беременна, он не знал. В декабре родилась Милен.

Во Франции насчитывается около 200 тысяч детей, родившихся в 1941-1945 годах, у которых мать - француженка, а отец - немецкий солдат. Большинство из них не знает своих отцов.

После того как немецкие солдаты были выведены из Франции, мужчины из родной деревни матери Милен вытащили ее мать и еще двадцать женщин на площадь перед церковью. Они обзывали их "немецкими проститутками", там же всех их остригли наголо. Мать Милен покинула деревню, позже она вышла замуж за француза и переехала с ним в Бордо. Милен выросла в Фура у двоюродных бабушки и деда. "Они мне говорили, что я должна гордиться тем, что мой отец немец". Она училась играть на пианино, потому что на пианино играл ее отец, она изучила юриспруденцию, так как он был юристом. Она даже носит имя своего отца: одно из ее имен - Хайнц.

В школе ее называли "дочерью немецкой свиньи". "Я хотела доказать, что хорошо, что я есть на свете". Для этого было недостаточно иметь хорошие отметки. Она хотела быть лучшей. "Я хотела выделиться, внешне тоже". Она надевала на себя золотые цепочки. И сегодня на ней массивная золотая цепь и несколько колец.

Ее никогда не оставляли мысли, каким был Хайнц Розентретер. Любил бы он ее? Был ли он таким, каким описывала его мать, или таким, как немцы на карикатурах: толстым, с пивной кружкой в руке? Когда она была моложе, она гнала от себя эти мысли, была занята учебой и карьерой, мужем и сыном. А что, если он еще жив? "Любопытство росло, но вместе с ним и страх столкнуться с чем-то таким, что разрушит мое представление о нем".

Шесть лет назад она не выдержала. Она раньше времени вышла на пенсию, чтобы заняться поисками своего отца. Французское посольство направило ее в Deutsche Dienststelle WASt. Поскольку ей была известна его фамилия, сотрудники быстро нашли соответствующую карточку. В ней был указан только один ребенок, однако в результате дальнейших поисков ей удалось выяснить, что Хайнц Розентретер был женат четыре раза и у него девять детей. В первом браке у него родилось пятеро детей, во втором - один и еще один - в третьем. Плюс военный ребенок Милен. Она не была старшей. Ее немецкие сводные братья и сестры тоже не знали всех остальных детей своего отца.

То, что ее отец не был верным возлюбленным, как она его себе представляла, не разочаровало Милен. Она счастлива своей новой большой семьей. Со своей младшей сестрой она каждый год проводит лето. Милен в который раз берет в руки карточку ее отца из картотеки. На обратной стороне теперь написаны имена всех его детей, в том числе ее имя.

Франц Антхефер - это тоже "ребенок врага", сын немки и американского солдата. Поиски отца у Антхефера были не такими гладкими, в частности потому, что американские власти отказали ему в доступе к архивам. Когда он наконец предстал перед своими американскими родственниками, сестра отца дала ему пощечину.

Уже несколько десятков лет Антхефер мечется между Германией и США, проводит каждый отпуск в архивах, спорит с чиновниками. Его жизнь заполнена его отсутствующим отцом.

Антхефер родился в 1951 году в Раштатте, его мать полюбила американского офицера Льюиса Дж. Крейга. В отличие от матери Милен Ланнегранд, семья выгнала ее из дома, когда узнала, что она беременна. Она нашла себе работу в Кельне в компании Lufthansa. Ведомство по делам молодежи отобрало у нее внебрачного ребенка и поместило его в приют. Антхефера дразнили "американским выродком" и избивали. Америка в его фантазиях стала прибежищем, куда он хотел убраться из бессердечной нищей действительности.

Когда ему было 14 лет, мать уступила его настойчивым расспросам и сказала, как зовут его отца. Теперь его тоска была связана с определенным именем. В англиканской церкви в Кельне он изучал английский язык, ездил на велосипеде в Бонн, чтобы в американском клубе смотреть кинофильмы. В 21 год он прилетел в Вашингтон и отправился по довоенному адресу отца - единственному, который знал. Льюис Дж. Крейг там больше не проживал. Через несколько лет сын отыскал его следы в Уэстоне, маленьком городке в Западной Вирджинии. Однако Антхефер прибыл туда слишком поздно: за три недели до его приезда Льюис Дж. Крейг, адвокат и мэр, умер. После пощечины сестра Крейга пригрозила "немецкому выродку" арестом, если он еще раз покажется ей на глаза.

Но Антхефер очень хотел получить американское гражданство, и для этого ему была нужна стопроцентная уверенность. В 1996 году он добился эксгумации трупа своего отца, чтобы провести анализ ДНК. Таким образом, с 99,9-процентной уверенностью было установлено, что он сын Льюиса Дж. Крейга из Уэстона. Друг его отца предоставил нотариально заверенное свидетельство: "Я могу подтвердить, что Льюис Крейг неоднократно говорил, что он желает жить вместе с сыном. Я не сомневаюсь, что Франц Антхефер, у которого такая же походка, то же лицо и та же привычка держать руки в боки, является его сыном, о котором он постоянно рассказывал".

Анализ ДНК при признании его прав на гражданство является для суда доказательством, полагает Антхефер. Но процесс отложен, так как он не может явиться на слушания. В 1997 году он, будучи в Вирджинии, просрочил свою трехмесячную визу, его выслали, и с тех пор въезд в США ему запрещен.