Поезда, две недели назад доставившие ветеранов Второй мировой войны в Москву на торжества по случаю годовщины капитуляции нацистской Германии, были украшены портретами Сталина. Я тоже мог быть в одном из таких поездов, поскольку в молодые годы сам был солдатом Красной армии.
Тем временем в Волгограде (бывшем Сталинграде) торжественно устанавливали монументы в честь трех лидеров времен Второй мировой - Рузвельта, Черчилля и Сталина. Впрочем, Путин поостерегся отдавать им почести и отказал жителям Волгограда в просьбе вернуть городу его старое название Сталинград. Он слишком заботился о теплом приеме своего нового "друга" Джорджа Буша, чтобы сковывать себе руки воспоминаниями о Сталине - победоносном полководце.
На той неделе российское телевидение показало длинный фильм о Георгии Жукове (созданный на основе его автобиографии), в котором не прозвучало ни малейшей критики в адрес Сталина за его методы руководства военными операциями. Конечно, иногда в бывшего диктатора бросают камень: например, перед Сталинградской битвой он согласился с планом Жукова, но не предоставил ему полной свободы действий. Впрочем, значение победы, одержанной на Волге, отодвинуло все претензии на задний план.
Вспоминается выступление Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году, в котором он беспощадно раскритиковал сталинские методы ведения войны. Тогда я был слишком молод, чтобы понимать, что происходит в Кремле, и к тому же находился далеко - в Ростове-на-Дону, а потом на Кавказе. Но открытие советских архивов позволило полностью опровергнуть инициатора десталинизации. Неправда, что на следующий день после германского нападения 22 июня 1941 года Сталин впал в прострацию и растерянность и был не в состоянии реагировать на события. Напротив, он был очень активен, работал на своем посту день и ночь. Однако в тот момент у него не было никакой возможности остановить немецкие армии и войска их союзников - Италии, Румынии, Венгрии.
Потом настал исторический день 18 октября 1941 года. В Москве веяло паникой. Министерства были эвакуированы в Куйбышев, и все были в неведении о том, что делает Сталин. Мы на Кавказе ничего об этом не знали, и лишь позже об этом стало известно. В фильме о Жукове Сталин спрашивает своего полководца: "Вы уверены, что мы удержим Москву?". После паузы и раздумий Жуков отвечает: "Да, товарищ Сталин, я в этом уверен". Однако ему понадобилось шесть долгих недель, чтобы 6 декабря начать контрнаступление.
В августе 1942 года Уинстон Черчилль приехал в Москву, очень встревоженный продвижением немцев к Сталинграду, а главное - к Кавказу и его нефтяным месторождениям. Сталин сделал все, чтобы его успокоить: "Мы остановим их в горах", - сказал он по поводу Кавказа. Но я, находившийся тогда на фронте, не видел сил, которые смогли бы это сделать. Конечно, мы видели первые американские грузовики - "студебеккеры", видели первые русские "катюши", но этого было недостаточно, чтобы изменить ход войны. Тем временем в Кремле Сталин и Черчилль устроили дуэль, выясняя, кто больше выпьет водки. Через несколько часов помощникам Черчилля пришлось уводить его из-за стола, тогда как Сталин был лишь слегка нетрезв.
6 ноября 1942 года, накануне годовщины Октябрьской революции (ее отмечали в метро, так как немцы тогда еще имели превосходство в воздухе), Сталин произнес загадочную фразу: "Будет и на нашей улице праздник!". Через 11 дней пришла неожиданная новость: немецкая армия окружена под Сталинградом и ведет оборонительные бои. Это стало решающим поворотом в войне. Нацисты спешно покинули Кавказ, но их попытки прийти на помощь войскам, окруженным под Сталинградом, провалились. В феврале 1943 года, после капитуляции маршала Паулюса, Гитлер объявил трехдневный национальный траур.
Через несколько месяцев, выиграв грандиозные танковые сражения под Орлом и Курском, Красная армия перешла в решающее наступление и начала освобождать советскую территорию. Здесь возникает много вопросов, живо обсуждающихся в последние годы. Согласно военной теории, обороняющаяся сторона должна нести меньшие потери, чем наступающая. Здесь было все наоборот. И впору задаться вопросом, действительно ли полководцы Красной армии - Жуков, Конев, Рокоссовский, Ватутин и другие - старались сохранить своих солдат.
Известно, что везде, где это было возможно, они бросали на передовые рубежи штрафные батальоны, сформированные из военных, наказанных за мелкие проступки - их жизнь ценилась очень мало. Позже, при форсировании Днепра, вместо того чтобы построить понтонные мосты, использовались танки, по которым должны были идти другие танки. Все это - правда, которая доказывает, что Сталин куда меньше заботился о жизни своих солдат, чем Эйзенхауэр или Монтгомери.
Но главным предметом сегодняшних споров является штурм Берлина в 1945 году, за который Красной армии пришлось заплатить страшную цену. Все дело было в гонке между англосаксами и советскими войсками. Она началась осенью 1944 года, когда Жуков попросил сделать перерыв в наступлении, так как его войска прошли сотни километров без отдыха. Ответ Сталина был таков: незамедлительно прорвать немецкий фронт на его самом слабом участке - в белорусских болотах. Провести танки и пушки через топь было нелегкой задачей, но она была выполнена и русские одним махом оказались в Польше.
На Востоке война велась более ожесточенно, чем на всех остальных фронтах. Для немецкого солдата или офицера отправка в Россию означала если не смертный приговор, то по крайней мере гарантию получения тяжелого ранения. Поэтому немцы там особенно зверствовали, тем более, что в тылу им не давали покоя русские партизаны. В этих условиях перспективы заключения мира на Востоке были нулевыми и все надежды немцы возлагали на переговоры с западными державами.
В феврале 1945 года три вождя - Рузвельт, Черчилль и Сталин - заключили в Ялте нерушимый пакт солидарности в предъявлении "третьему рейху" требования о безоговорочной капитуляции. Но можно ли было полагаться на эту совместную резолюцию? Не лучше ли было продвинуться со своими войсками как можно дальше?
Сталин выбрал второе решение. Конечно, он ожидал, что накануне уже неизбежного разгрома немцы будут сопротивляться, но он не предполагал, что оборона Берлина будет такой ожесточенной. Советские войска в этой битве обладали превосходством в воздухе и имели огромное преимущество в артиллерии, которую они называли "богом войны".
Я находился тогда в Ростове-на-Дону, и у меня много друзей среди советских летчиков. Они с воодушевлением рассказывали мне о своих боевых вылетах, и в их рассказах проскальзывало восхищение немецким сопротивлением. Городок в окрестностях Берлина, который они бомбили накануне, на следующий день снова был готов обороняться. В такое было трудно поверить.
Мы ничего не знали о попытках немцев заключить в Швейцарии сепаратный мир с американцами. Нам даже официально не сообщили о самоубийстве Гитлера и Геббельса, покончивших с собой в своем бункере 30 апреля 1945 года. Но признаки перемен в пропагандистских сюжетах появились очень быстро.
Илью Эренбурга раскритиковали в "Правде" за его тезис о том, что хороших немцев не бывает. Ведь как раз в те дни, в Ростове, где я находился, показывали фильм по сценарию Ильи Эренбурга: в нем был показан добропорядочный немецкий бюргер, вызывавший сочувствие у русского зрителя, когда шел в колонне военнопленных по Москве, но оказывался чудовищем, издевавшимся в свое время над русскими военнопленными. В этом сказывались нестыковки советской пропаганды.
Культ личности Сталина существовал в России уже давно, но во время войны его невозможно было поддерживать насильственными методами. Невозможно было заставить солдат, а тем более партизан, воевавших в тылу, кричать: "За родину! За Сталина!". Если они это делали, то исключительно из патриотизма.
Многие советские историки сравнивали Сталина с Петром Великим или Иваном Грозным, поскольку, как и они, Сталин "правил варварскими методами". Но во время войны у него были другие приоритеты: он боролся за выживание своей системы в борьбе против могучего врага, который мог заставить работать на себя промышленность всей Европы. И, возможно, это были в его жизни те годы, когда он меньше всего нуждался в варварских проявлениях - если не считать таких безжалостных акций, как депортация в Среднюю Азию мусульманских народов Кавказа. Но в массах советского народа утверждалась идея о том, что "там, где Сталин, там победа".
С этим образом нелегко расстаться. Те люди, в большинстве своем пожилые, которые в Москве и по всей России носят портреты Сталина, не обязательно являются твердокаменными сталинистами: просто они хранят верность великому полководцу, который, как они считают, разгромил нацизм. Никита Хрущев совершил огромную ошибку, когда в своем стремлении развенчать "культ личности Сталина" решил к вполне справедливым обвинениям добавить необоснованные - например, изобразив его бездарным и некомпетентным полководцем. Это была, как говорят русские, "топорная работа". И в глазах людей, переживших тяжелые, но вместе с тем и героические годы войны, она не могла привести к хорошим результатам.