Иностранная пресса о России и не только

Уже само выражение "mano de Dios" (рука Господа) в названии позволяет понять, что фильм Марко Ризи не отражает итальянской точки зрения, совсем напротив. Неаполь - город, который дарит солнце в первый день Диего, когда он в одиночку играет в мяч на поле переполненного стадиона "Сан Паоло". Все остальное покрыто тайной: каморра, наркотики, секс за деньги, поток зависти, изливаемый на Марадону, который хочет уйти, а Ферлаино (бывший хозяин футбольного клуба "Наполи". - Прим. ред.) его не отпускает. О двух национальных кубках, о кубке УЕФА, о мировом чемпионате 1990 года в фильме почти ничего не говорится. И это, естественно, не понравится стольким неаполитанским болельщикам, которые все еще хранят в своем сердце воспоминания об игре Марадоны. Но стоит сразу же сказать, что было совсем не просто создать фильм о Марадоне: слишком много событий в футбольной жизни игрока, закончившейся практически в 34 года после дисквалификации на мировом чемпионате в США, и слишком беспорядочна жизнь бывшего чемпиона, со взлетами и падениями, которая крутится как бочка Аттилия Регула (римскому полководцу приписывается выражение "Я в железной бочке". - Прим. ред.), но внутри этой бочки - сам Мародона, и гвозди он вставляет сам.

Фильм Ризи длится 113 минут, и его можно было бы где-то подсократить. Совершенно очевидно, Марадона симпатичен режиссеру. В заключительных титрах говорится, что теперь у Марадоны все хорошо, что он решил свои проблемы с наркотиками и лишним весом, что он не утратил желания бороться за идеи, которые он считает справедливыми. Будем надеяться, что появившееся на днях сообщение о намерении поехать в Швейцарию, чтобы сбросить 3,6 кг и отдохнуть от своих друзей и всех, кто его окружает. Возникает впечатление, что истинная причина - вторая. Четыре лишних килограмма не кажутся достойным оправданием для переезда из Аргентины в Швейцарию. Одной из главных проблем всегда были вездесущие друзья. После хирургического вмешательства Марадона, кажется, не слишком злоупотребляет кокаином, и главная опасность исходит от курения, еды, отеков. Марадоне, который весил 130 кг, в котором трудно было узнать известного футболиста, режиссер уделяет мало времени. Футболист, которому поклоняется толпа, - чемпион: таким мы его видим в фильме, в майке футбольных клубов Барселоны, Неаполя, Аргентины. Эпизоды с забитыми им голами все так же вызывают восхищение.

Режиссер отдает предпочтение нефутбольной стороне истории. Фильм получился не то чтобы плохой, но какой-то неуклюжий. Девять недель проката в Буэнос-Айресе, одна неделя в Неаполе. Все действующие лица - аргентинцы, прекрасно подобранные, хорошо знакомые с главным героем. Жена (уже бывшая), родители Диего, несущие на себе печать бедности даже теперь, когда стали богатыми благодаря сыну-футболисту.

Самым трогательным эпизодом стала сцена прощания многочисленной семьи Марадоны со старым жилищем перед переездом в настоящий дом, с электричеством и водопроводом. При этом авторам фильма не удалось передать суть отношений Марадоны с его товарищами по команде. И это связано с тем, что этот момент режиссер счел второстепенным.

Режиссер Ризи предпочел больше внимания уделить связи между Диего и Клаудией, и эта связь развивается и разрывается между клятвами в вечной любви и почти ежедневными изменами (все время с его стороны), между пиками экзальтации и депрессии, связанными с наркотиками. Образ Клаудии (жены, матери, медсестры - слишком много ролей, чтобы отобразить их все) в конечном итоге оказывается центральным. Марадона - падший ангел, неоднократно вновь обретающий способность летать и опять падающий. Он остался бедным даже со своими миллиардами, остался ребенком в 40 лет, остался один среди армии людей, которые клялись ему в любви (история, в действительности, еще не закончена). Он тот, кто делает плохо только самому себе. Он тот, кто дарил радость, играя ногами в мяч, пока мог это делать. Потом он начал пинать свою жизнь, свою легенду, нанося по ней то сильные, то слабые удары. Но то дерзкое изящество, невероятные траектории, счастье и легкость движений, все, о чем мы хотим помнить, остались нетронутыми.