Иностранная пресса о России и не только

"Почему Франция? Почему родина Просвещения, свободы, равенства и братства стала главной западной целью террористов, действующих под именем ИГИЛ? - задается вопросом писатель Джонатан Фенби. Чем более решительно президент Франсуа Олланд объявляет "войну" терроризму, "тем, кажется, сильнее становится угроза", пишет он в The Financial Times.

По мнению писателя, сцепление нескольких факторов помогает объяснить, почему Франция остается любимой мишенью джихадистов. "Начать с того, что бомбардировки баз ИГИЛ (организация запрещена в РФ. - Прим. ред.) неизбежно вызывают ответную реакцию. Это цена жестких действий, которые Олланд поддержал, но которые не затормозили террористические атаки на французской территории", - говорится в статье.

Кроме того, указывает Фенби, существуют радикалы североафриканского происхождения, которые уехали из Франции в Сирию и Ирак и, как сообщается, занимают высокие посты в командовании "Исламского государства": о них говорят, что они сохранили связи с "солдатами", вернувшимися во Францию с Ближнего Востока, чтобы совершить теракты в Париже в прошлом году.

"Кроме того, планировщики ИГИЛ, кажется, видят возможность вбить клин между теми людьми во Франции, кто, как Олланд, отказывается от самых жестких политик безопасности во имя республиканских ценностей, и теми, кто призывает к мерам в духе Израиля", - продолжает автор. Фенби указывает также на экономические последствия атак для статуса Франции как ведущего мирового туристического направления.

Но есть и более давняя причина, почему подобные факторы сыграли такую мощную роль во Франции. "Когда 20 лет назад я бывал в нескольких пригородных микрорайонах, окружающих Париж, отчужденность молодых людей - многие из них были иммигрантами или детьми иммигрантов - которая была схвачена в эпохальном фильме Матье Кассовица "Ненависть" 1995 года, уже поражала. С тех пор она только усилилась с учетом высокого уровня безработицы и преступности, которые преследовали пригороды", - рассказывает Фенби. "Несколько правительств подряд не смогли понять и ответить на жалобы потомков североафриканцев, приехавших во Францию в более благополучные времена".

В итоге, указывает Фенби, "разрыв между той Францией, которая ведет себя как светоч для всего остального мира, и реалиями жизни в микрорайонах углубился. Результатом стало отторжение Республики молодыми людьми, которые ощущают, что в лучшем случае она к ним безразлична, а в худшем - интенсивно враждебна".

Государство, по мнению писателя, требует верности своим базовым республиканским принципам, но меньшинство населения отвергает это требование, иногда агрессивно. "Трагедия состоит в том, что проблему можно обозначить, но найти решение становится все труднее", - заключает Фенби.