Как бывший полковник КГБ российский президент Владимир Путин может понимать или не понимать парадоксальность того, что иностранцы анализируют его речи, используя механизм советских времен. В прежние времена советологи склонялись над официальными документами, старательно подсчитывая количество ленинских цитат, частоту употребления таких слов, как "разрядка", "буржуазный" и "реформа", и процент речей, посвященных последнему "небывалому" урожаю.
Это была непростая задача. Почти все, что говорилось, имело "двойной смысл", и эффективность анализа во многом зависела от способности профильтровать один набор полуправд, обманов и откровенной лжи и сравнить его с теми, которые содержались в предыдущем документе. Фокус заключался в том, чтобы найти различия в том, каким образом "двойной смысл" использовался в том и другом случае, и надеяться, что увидишь проблески света между ними.
Применив эту формулу к Посланию Путина Федеральному собранию, с которым он выступил на этой неделе, можно получить интересные результаты. Например, слова "демократия" и "демократический" в этом году использованы не менее 23 раз, тогда как в аналогичном выступлении 2004 года они встретились лишь восемь раз. Слова "свобода" и "свободный" употреблены 29 раз, а в прошлом году - 14, причем в пяти случаях имелось в виду бесплатное здравоохранение и бесплатное образование.
Буквально ловя Путина на слове, можно прийти к выводу, что он привержен свободе как минимум вдвое сильнее, чем год назад, а демократии - как минимум втрое.
Абсурд? В лице нефтяного магната Михаила Ходорковского Россия близка к появлению первого политзаключенного со времен коммунизма, и такие мысли простительны. И конечно, простительно упоминание о его недавней попытке воспрепятствовать "оранжевой революции" на Украине, или почти полном подавлении несогласия на российских телеканалах, или выхолащивании демократического процесса в целом.
Но приверженность Путина свободе и демократии не так абсурдна, как может показаться. В какой-то мере слова имеют смысл, хотя бы тот, что они направлены на умиротворение администрации Буша, для которой его отступление от демократии является предметом беспокойства.
В любом случае, любой хороший кремленолог мог бы объяснить, что учитывается не просто частотность употребления слова или понятия. Важен смысл, который оратор в них вкладывает. И если мы посмотрим внимательно, взломщик кодов, помогающий нам разобраться в мыслях Путина, когда он произносит слова "свобода" и "демократия", обнаружится в самом тексте.
Рассмотрим заявление, сделанное в начале речи. "Идеалы свободы, прав человека, справедливости и демократии, - сказал Путин, - в течение многих веков являлись для нашего общества определяющим ценностным ориентиром". Если бы подобное высказывание прозвучало холодным декабрьским вечером под бульканье водки на Киевском вокзале в Москве, мы, наверное, удивились бы, но отнесли его на счет тяжелого состояния собеседника. Но такое заявление сделал президент России.
Можно предположить, что Путин обладает хотя бы поверхностным знанием истории собственной страны. На протяжении нескольких веков до революции 1917 года страной правила самая нелиберальная автократия Европы. На протяжении нескольких послереволюционных десятилетий сформировалась наиболее репрессивная система правления в новейшей истории. Советские правители так стремились уничтожить дух свободы и демократии, что аналитикам пришлось придумать термин "тоталитаризм", чтобы описать систему, для которой определения "авторитарная" и "деспотическая" были неадекватными.
И здесь появляется первое указание на то, что имеет в виду Путин, обращаясь к таким понятиям, как "свобода" и "демократия". В его представлении они вполне совместимы с репрессивным правлением. Более чем совместимы: они описывают ценностные ориентиры царской автократии и советского тоталитаризма.
Чуть дальше он пытается поставить знак равенства между российским и западным путем к свободе.
"В течение трех столетий мы - вместе с другими европейскими народами - рука об руку, прошли через реформы просвещения, трудности становления парламентаризма, муниципальной и судебной власти, формирование схожих правовых систем".
Он сказал, что процесс осуществлялся "шаг за шагом". Иногда Россия отставала. Иногда оказывалась впереди. На февральском саммите с президентом Бушем в Братиславе Путин в шутку заявил журналистам, что он не "министр пропаганды". Он явно не осознал своего призвания.
Такого в тексте много. Он даже назвал распад СССР одной из "геополитических катастроф" XX века. Вряд ли так думают десятки миллионов жителей Восточной Европы, танцевавшие на улицах в конце 1980-х - начале 1990-х годов, в полной мере поняв значение слов "свобода" и "демократия".
В заключение он с гордостью напомнил о вкладе СССР в победу над Гитлером. Русские солдаты, сказал он, "принесли миру избавление от человеконенавистнической идеологии и тирании". Это точное описание "третьего рейха" в полной мере применимо к режиму, который способствовал победе над ним.
Упоминания о десятках миллионов тех, кто погиб от рук Ленина, Сталина и иже с ними? Ни в коем случае. Они ничего не значат. Равно как и все, что Путин говорит о свободе и демократии.