Иностранная пресса о России и не только

Страж порядка на Кавказе - это не всегда друг и помощник, бывает, что уже от одной встречи с милицией бросает в холодный пот

Небритый милиционер, строго поглядев на нас, забирает наши документы и кладет их к себе в планшетку. "Такси вы заказывали? Оно вам не понадобится, сегодня вы поедете со мной!"

Такое любезное приглашение, исходящее от человека в военной форме с одной большой звездой на погонах, в России игнорировать не принято. Тем более на Кавказе. Даже если приглашение следует ночью. Обуреваемый противоречивыми чувствами, я сажусь в машину майора - его личные "жигули", какое-то подобие консервной банки.

Бетон и колючая проволока

Вообще-то мы находимся на обычной границе между двумя российскими субъектами федерации. Однако милицейские посты между Северной Осетией и Ингушетией скорее напоминает запретную полосу времен ГДР. Широкая бетонная стена с протянутой поверху колючей проволокой, амбразурами, броневиком, повсюду люди в форме с автоматами Калашникова наперевес. От каждого требуют предъявить паспорт.

Если рассчитываете пересечь границу, придется поменять водителя: почти через четыре недели после массового убийства детей в соседнем Беслане ни один ингуш не осмелится отправиться в Осетию. Осетины же давно избегают поездок в Ингушетию: среди террористов были ингуши, а их жертвами стали в основном осетины. С тех пор как Сталин, изменив в 1944 году линию границы, посеял раздор между этими народами, их связывает одна лишь ненависть.

Призыв о помощи

Перед нами открывается шлагбаум, и наш майор - похоже, он пьян - жмет на газ. Молча мы едем по пустой ночной трассе. На клавиатуре мобильного телефона я тайком набираю сообщение для нашей редакции: "Нас задержал милиционер из Владикавказа. Если в течение двух часов от нас не будет никаких известий, пожалуйста, начинайте нас искать".

"Оружие? Наркотики?"

Поскольку мне хочется вернуться домой живым и здоровым, я делаю хорошую мину при плохой игре. "Вы журналисты? - спрашивает страж порядка после паузы, длившейся чуть ли не целую вечность. - Есть ли у вас при себе запрещенные вещи? Оружие? Наркотики?"

"Так мы тебе и признаемся, - хочется мне ему ответить, но все же я сдерживаюсь: - Нет, товарищ майор".

Наконец я собрался с духом: "На каком основании вы нас задержали? Если мы арестованы, вы должны поставить в известность посольство. Или вы как человек гостеприимный просто захотели нас подвезти?"

Милиционер снова долго молчит, что никак не идет на пользу моим нервам. "Если бы вы не находились здесь добровольно, вы бы не сидели так вольготно", - наконец пробурчал он.

"Что это за животные!"

"Скажите, ради бога, зачем вам сдались эти ингуши?" - спросил он. Когда он произносил слово "ингуши", его рот скривился, а машина слегка вильнула. "Что? Вы и у них брали интервью? У противной стороны? Зачем? Какой в этом смысл! Да знаете ли вы, что это за животные!"

Он останавливает машину и поворачивается ко мне: "Один совет! Никогда так просто не садитесь в чужую машину! Похищение иностранцев - это у нас национальный вид спорт, вы быстро окажетесь в какой-нибудь яме". Он улыбается: "Если вы сейчас исчезните, ручаюсь, вас никто не найдет". Он чувствует, как у меня от его "юмора" душа уходит в пятки, и, кажется, ему это доставляет удовольствие.

"Что? Ингуши рассказали тебе что-то плохое про нас, про осетин? Вот сволочи! Сейчас мы к ним поедем и спросим с них". Он трогает машину и разворачивается. Лишь с трудом нам удалось его остановить.

"Как ты попал в Москву? С какой целью? Сколько времени ты там находился? С кем ты разговаривал? О чем?" Я чувствую себя словно на перекрестном допросе. Мне все труднее сохранять спокойствие.

Когда я хочу дать стражу порядка свою визитную карточку, чтобы еще раз объяснить ему, что он имеет дело не с карманником, он чуть не вырывает у меня из рук визитницу: "Что это? Отдай!" Он вынимает визитные карточки моих деловых знакомых и возвращает пустую визитницу: "Мне она не нужна, у нас в милиции визиток нет". По карточкам он внимательно изучает круг моих знакомых: "Кто это? Что тебе от него было нужно? Что он тебе сказал?"

Недосыпание ради отечества

В отчаянии я прибегаю к последнему аргументу. Рассказываю о "своих связях в Кремле" и в министерстве внутренних дел, где сидит его начальство в Москве. "Если есть проблемы, я могу позвонить".

"Мы сами себе начальство, - возражает он, однако его голос становится мягче. - Я уже 72 часа на дежурстве, ни разу не зашел домой, вот только немного поспал здесь, в машине, - сетует он. - Все ради отечества". Видимо, он не пьян, хотя очень похоже, он просто совершенно измотан.

Почему он нас задержал? "После Беслана много террористов хочет перейти через границу в Осетию, некоторые выдают себя за иностранных журналистов", - говорит он. Мое возражение, что немецкий паспорт подделать невозможно, не производит на него никакого впечатления: "Я тебе здесь любой документ могу подделать. Если тебе нужно подтверждение, что у тебя нет ноги, могу и такое обеспечить". Опять мне не слишком хочется смеяться его шутке.

"Напиши, что мы правы"

Напишу ли я о том, что во всем виноваты ингуши, спрашивает он. "Я хотел бы написать правду", - отвечаю я. Но ему этого недостаточно: "Напиши, что мы правы". Я могу ему лишь пообещать предоставить слово обеим сторонам. Для него это звучит почти как оскорбление. Чуть ли не с презрением он указывает нам дверь.

На прощание он неизвестно зачем записывает наши адреса. Игорь решил помочь ему в этом деле и включил карманный фонарик. Наш "страж порядка" вырвал фонарик у него из рук: "Хорошая вещь! Я не возражаю, если ты мне ее подаришь!"