Иностранная пресса о России и не только

В России арестовывают все больше диссидентов, утверждают правозащитники

Прошлой осенью Альберт Имендаев собирал подписи, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах в законодательный орган Чебоксар. Он встречался со своими сторонниками, готовил материалы кампании. Он попал бы в избирательный список, если бы его не увезли в психбольницу.

За несколько дней до того, как он должен был явиться в избирательную комиссию, чтобы зарегистрироваться в качестве кандидата, следователь прокуратуры встретился с Имендаевым в суде с тремя милиционерами. Его держали взаперти, пока судья не направил его на психиатрическую экспертизу.

"Суд кончился, и меня прямиком отвезли в больницу", - сказал бизнесмен и правозащитник. Его продержали в больнице девять дней, срок регистрации прошел, и он выбыл из борьбы.

Ненормальность Имендаева выражалась в том, что он подал ряд исков против местных чиновников, милиционеров, прокуроров и судей, обвиняя их в коррупции, нарушении судебных процедур и кумовстве, что не редкость в сегодняшней России. Прокурор, часто подвергавшийся нападкам Имендаева, назвал его поведение паранойей.

В годы холодной войны Советский Союз развязал психиатрическую войну против диссидентов. Критиков коммунизма месяцы, а то и годы держали за решетками психбольниц, накачивали транквилизаторами и не давали встречаться с адвокатами и родственниками.

Гибель СССР сопровождалась принятием законов, защищающих права пациентов психбольниц на уровне мировых стандартов, гарантируя им юридическую защиту и подчиненность только судебным решениям. Но помещение Имендаева в больницу в сентябре прошлого года, по мнению правозащитников, является одним из многих признаков того, что карательная психиатрия не исчезла.

"Она вышла на поверхность в последние годы, какое-то время невозможно было поверить, что это произойдет. Но становится ясно, что число подобных нарушений растет, это тенденция", - заявил Юрий Савенко, президент Независимой психиатрической ассоциации, объединяющей профессиональных психиатров, которые добиваются реформирования психиатрии в России.

В последние три года ряды "безумцев" пополнили женщины, ушедшие от влиятельных мужей, люди, ведущие экономические тяжбы, и те, кто, как Имендаев, раздражает тем, что подает иски против местных политиков и судей или государственных структур, отстаивая свои права.

В отличие от советских времен, когда всемогущий КГБ запирал в психушках тех, кто бросал вызов основам режима, сегодня, пожалуй, нет системных психиатрических преследований диссидентов на федеральном уровне. Сегодня граждане становятся жертвами региональных чиновников или людей, имеющих, как многие в России, возможность купить нужное им решение суда.

"Людей помещают в психиатрические больницы незаконно, по самым разным причинам, - говорит в докладе Международной Хельсинкской федерации 2004 года. - Карательная психиатрия не только существовала в СССР и существует сегодня, но нет оснований надеяться, что она исчезнет в обозримом будущем".

Здесь же, в Чебоксарах, Игорь Моляков, оппозиционный депутат, четырежды избиравшийся в региональный парламент, в 2004 году провел полгода в тюрьме по обвинениям в клевете. Пока он сидел, было принято решение о его принудительной госпитализации в психбольницу, так как судья согласился с гособвинением, настаивавшим на том, что многочисленные заявления Молякова о коррупции местных чиновников настолько мрачны, что могут быть симптомом "психического расстройства".

В Петербурге Ивана Иванникова, который 38 лет преподавал в Государственном финансово-экономическом университете, в декабре 2003 года повалили на землю, заковали в наручники и отвезли в психбольницу после затяжного конфликта с имеющим связи подрядчиком, делавшим ремонт в его квартире. Влиятельный психиатр подписал рекомендацию о помещении Иванникова в больницу, даже не видя его, на том основании, что многочисленные иски против подрядчика являются "навязчивой идеей мести". Его отпустили через 60 суток.

В Москве Наталью Кузнецову уволили из Федеральной счетной палаты вскоре после ее заявления о хищении из федерального бюджета 140 млн долларов в 2001-2002 годах. Последующие ссоры с начальством привели к ее увольнению, а когда она подала иск с требованием назначить ей денежное пособие по инвалидности, государственный психолог выдал заключение о том, что она психически больна.

"Когда меня уволили 25 января 2005 года, мне пригрозили, что пришлют за мной "скорую" из психушки, - сказала Кузнецова, успешно боровшаяся против госпитализации. - Все это следствие процветающей коррупции. Психиатрические преследования используют для уничтожения людей".

В некоторых случаях люди, родственники и друзья которых не наблюдают у них никаких признаков психических заболеваний, проводят больше года в больницах, где их иногда накачивают седативными препаратами, привязывают к кроватям в случае сопротивления и не пускают даже на заседания суда, где решается вопрос о продлении госпитализации.

Во многих подобных случаях пациентов уговаривают подписать согласие. Случаев госпитализации без согласия подозрительно мало в 51 психиатрическом учреждении России, и Хельсинкская комиссия пришла к выводу, что "уговоры" и "подделки подписей" широко распространены.

Федеральные и региональные чиновники утверждают, что случаи незаконной госпитализации редки, а психиатры отмечают, что выполняют судебные решения.

"Конечно, я слышал о таких случаях. В мире есть нечестные и бессовестные люди. Но есть также психически больные люди, болезнь которых видна только специалистам", - заявил Владимир Ротштейн, профессор исследовательского центра при Российской академии медицинских наук, возглавляющий правозащитную организацию "Общественные инициативы в психиатрии".

В 2004 году врачи института, который довел до совершенства механизмы госпитализации советских диссидентов в 1960-1980-е годы, попытались свернуть реформы, заложенные российским законом о психиатрической помощи 1992 года. Сторонникам реформы в сфере психиатрии едва удалось отбить атаку врачей Института социальной и судебной психиатрии им. Сербского.

Предлагаемые поправки давали возможность продлить принудительную госпитализацию без решения суда и ограничивали возможности организаций по защите прав пациентов и независимых психиатров защищать своих клиентов в суде и представлять независимую экспертизу.

Директора Института Сербского отказались от интервью. Глава государственной Республиканской психиатрической больницы в Чебоксарах заявил, что пациенты, обвиняющие власти в психиатрических злоупотреблениях, часто рисуют совсем иную картину, чем те, кто занимался этими случаями.

"Я работаю главным врачом восемь лет и ни разу не слышал, чтобы правоохранительные органы оказывали давление на врачей в вопросах диагноза, - заявил Александр Козлов. - Я со 100-процентной уверенностью могу сказать, что в нашей больнице нет ни одного диссидента, ни одному диссиденту не поставили диагноз "шизофрения", ни одного не направили на принудительное лечение".

Правозащитники отмечают, что государственный аппарат модернизировал правовую защиту пациентов, но советское мышление мало изменилось.

"Важно отметить, что Институт Сербского, как и большинство карательных учреждений нашей страны, не был закрыт после распада СССР. Поменяли вывеску у входа. Даже выразили сожаление по поводу "отдельных случаев", когда в психиатрии принимались "ошибочные решения". Но в целом мало что изменилось", - заявил Александр Подрабинек, написавший книгу о советской карательной психиатрии.

"Преследования, связанные с интеллектом, психикой, психологическим здоровьем, пожалуй, хуже, чем физическое наказание и даже пытка, потому что потерять разум страшнее, чем потерять свободу", - сказал он.

В Чебоксарах, городе с 420-тысячным населением примерно в 400 милях к востоку от Москвы, существуют давние пивоваренные традиции. Это столица Чувашии, которой с 1994 года руководит бывший российский министр юстиции Николай Федоров, контролирующий все рычаги власти, от прессы до милиции и суда.

Члены организации Имендаева "За права человека" и другие представители оппозиции уже давно обвиняют союзников Федорова в консолидации финансов и власти путем манипуляций выборами и судебной системой. Дело, в результате которого Имендаев оказался в больнице, началось в прошлом году, когда он боролся за место депутата и защищал учительницу, считавшую, что ее несправедливо уволили.

Дело передали в суд, и он был почти уверен в своей победе. Потом "к нам пришел милиционер, я записал его на магнитофон", сказал Имендаев. "Он был очень груб. Он сказал ей буквально следующее: "Дура, с кем ты борешься? С системой? Здесь все под контролем. Все куплено". Он имел в виду, что люди с другой стороны дали деньги судье".

Имендаев написал жалобу генеральному прокурору России, упомянув о наличии записи. В конце следующего судебного заседания его увезли в больницу.

Как минимум трех членов его организации госпитализировали в последние годы, объявляя, что у них шизофрения, паранойя и другие заболевания, требующие срочной постановки диагноза и лечения.

Администрация Федорова отвергает саму мысль о том, что кого-то направили на психиатрическое лечение по политическим мотивам. "Судебная власть у нас независима, - заявил пресс-секретарь президента Чувашской Республики Борис Кузьмин. - Наш президент сам юрист. Он не потерпел бы подобных нарушений и давления на суд".

Однако адвокаты Федорова начали атаку на Молякова, арестованного по подозрению в клевете на президента во время избирательной кампании. В ноябре 2004 года они потребовали направить его на психиатрическую экспертизу.

Когда судья федерального уровня Олег Жуков отменил решение низшей инстанции, адвокаты чувашского президента подали апелляцию, утверждая, что достижения Молякова как автора книг и профессора философии еще не означают его психической вменяемости.

"Суд должен знать, что даже гениальность не исключает психического расстройства (Ван Гог, Достоевский, Гоголь и т.д.), - утверждали адвокаты. - Как установили ученые, риск душевной болезни у одаренных людей в семь-восемь раз выше".

Но история Сергея Зотова, осужденного вымогателя и бизнесмена, ставшего политической занозой, не имеет аналогов и выглядит как "Полет над гнездом кукушки" в русском стиле, а не как досадный эпизод региональной политики.

Неприятности с законом начались у 47-летнего Зотова в начале 1990-х годов, когда он занимался спекуляциями, сопровождавшими гибель коммунизма. В 1991 году его судили по обвинениям в причастности к оргпреступности за попытку продать автомобиль по ценам черного рынка.

Его осудили и приговорили к шести с половиной годам тюрьмы, где он в основном читал законы и подавал апелляции. После освобождения Зотов использовал свои знания в области права против системы, подавая иск за иском, требуя уголовного преследования представителей чебоксарского политического истеблишмента за коррупцию и фальсификацию выборов.

Зотов подавал жалобы в случае малейших нарушений судебной процедуры: на судей, не надевавших мантии в жару; по поводу неправильно висящего государственного флага. Но он жаловался и на злоупотребления местных властей, включая передачу государственного имущества министрам и судьям, а также на то, что проправительственные кандидаты платят избирателям и сопровождают их на избирательные участки.

"Я им как кость в горле", - жизнерадостно заявил Зотов во время недавнего интервью.

Война была уже в разгаре в ноябре 2002 года, когда он вошел в зал Верховного суда, где председательствовал судья Петр Юркин. Зотов, боровшийся за место в региональном парламенте, обвинил судью в незаконном присвоении государственной квартиры.

Как только Зотов встал, чтобы заявить о процедурных нарушениях, Юркин приказал вывести его из зала. Дальше начинается русский "Расемон" (фильм 1950 года Акиры Куросавы. - Прим. ред.), все зависит от того, кто его смотрит.

Известно только, что пристав оказался на полу, а большой стол был сломан, когда Зотова выводили из зала. Зотов утверждает, что пристав упал, а стол сломался, когда он попробовал за него уцепиться.

Некоторые присутствовавшие при этом судьи показали, что Зотов бросил пристава через плечо, а потом пнул стол.

Юркин направил Зотова в Республиканскую психиатрическую больницу. Его продержали там и в других учреждениях семь месяцев, неоднократно давали препараты, несмотря на заверения родственников и коллег о том, что он нормален, и требования отпустить его. Проходили судебные заседания по поводу дальнейшей госпитализации, но ни Зотова, ни его адвокатов там не было. Врачи говорили, что он гиперактивен, имеет преувеличенное представление о собственной значимости и "безумные реформаторские идеи".

"Это было ужасно, - сказала его жена Наталья Семенова. - Я подходила к окну, а Сергей собирал и пытался передать нам информацию о людях, которых держат там незаконно, у которых отобрали квартиры. Один человек находился там 25 лет".

После освобождения в апреле 2004 года Зотов вновь попытался избраться в местный парламент. Когда он появился на телевидении, клеймя местные власти, суд вынес решение об амбулаторном психиатрическом лечении. Он так боялся этого, что начал скрываться.

В феврале прошлого года в его квартире появилось два десятка милиционеров и пожарных, чтобы доставить его в больницу. В решении, которое они выполняли, он был назван "человеком, совершающим общественно опасные поступки". Когда Семенова отказалась открыть дверь, к балкону девятого этажа приставили лестницу, но напрасно - Зотова дома не было.

Дмитрий Иванов, заместитель пресс-секретаря милиции, заявил, что активные розыски Зотова прекращены, но, "если он появится, нам придется реагировать". Он отрицал, что против правозащитников ведется кампания, и дал понять, что Зотов мог сам добиваться госпитализации, опасаясь своих знакомых из преступного мира.

В письменном ответе прокуратуры говорится, что дело Зотова "рассматривалось с соблюдением всех процедурных норм". Прокуратура утверждает, что врачи Института Сербского обследовали Зотова и его поведение в суде и пришли к выводу, что "в момент совершения преступления он не сознавал природу и социальную опасность своих действий, не контролировал их и нуждается в принудительном амбулаторном лечении".

Врачи чувашской больницы отказались обсуждать дело Зотова, но дали понять, что он рисует искаженную картину событий.

Зотов, который редко бывает в своей квартире, говорит, что боится за свой разум, если опять попадет в больницу.

"У нас в республике стало уже тенденцией запирать людей, борющихся за справедливость, в психбольницы, - заявила Семенова. - Все дело с самого начала было основано на личной антипатии к моему мужу".