Экс-президент Польши Лех Валенса: французская модель, которая базируется на свободе, оказалась несостоятельной. Польша пошла по правому пути. Интервью
- В годовщину "Солидарности" вы не захотели, как в прошлом году, показаться общественности вместе с Лехом Качиньским, который сегодня является президентом. Почему?
- Это сугубо мое личное дело! А не ваше!
- А ваше отсутствие 31 августа - это тоже ваше личное дело?
- Меня не будет там, где нет ни удовлетворения, ни понимания большой победы. Там, где меня не уважают. Есть люди, рядом с которыми я не хочу находиться, потому что мы поссоримся. Чтобы этого не случилось, им надо прийти к десяти часам, а я приду к одиннадцати. Это не проблема! Вместо этого я схожу на мессу, на концерт.
- Перейдем от Гданьска к Европе: разве Польша после прихода к власти братьев Качиньских не становится все большей проблемой для ЕС?
- Нет, с этим я не соглашусь. Возьмем, например, Францию: Франция построила открытое общество, пригласила к себе в страну африканцев и арабов, построила мечети - но не церкви. И потом вдруг полыхнуло. Если вкратце, то французская модель, которая базируется на свободе, оказалась несостоятельной, и это плохо.
Франция и большая часть Европы понимают построение Европейского союза как левый проект. Польша, напротив, следует по правому пути. Мы встретимся посередине. Но если не было бы таких людей, как Лех и Ярослав Качиньские, нам пришлось бы принять французскую модель.
- Вы хотите сказать, что Качиньские с их экстремистскими идеями полезны?
- Для создания европейского единства - определенно. Мы пока что в поиске новых структур и программ. Для этого нам нужны различные идеи. Так что лучше поблагодарим Господа, что есть такие люди, как Качиньские. Ведь они помогают нам найти наилучшее решение.
- Брюссель уделяет слишком много внимания взглядам Качиньских на смертную казнь и прочее?
- У ЕС две задачи: во-первых, он должен выровнять уровень развития своих членов, и, во-вторых, он наконец-то должен начинать строить планы. Если в него когда-нибудь войдет, например, Украина, Брюссель должен изучить, что Украина может предложить сообществу. Украина, например, может накормить всю Европу экологически чистыми продуктами.
- Итак, братья Качиньские не могут навредить Европе. А Польше?
- Покой бывает только на кладбище. Чтобы построить нечто великое, нужно спорить - зная меру, конечно. Качиньские демократы? Да, они демократы. И за ними большинство.
На выборы пришло мало народу, партии оказались плохими. Кто в этом виноват? Качиньские? Нет, народ. Таков народ. У нас все еще демократия - нравится нам это или нет. Я тоже не люблю братьев Качиньских. Но для меня важнее не их политические установки, а их путь. Тут есть определенная безвкусица.
- На Западе Качиньских упрекают в авторитарных тенденциях. Опасность преувеличена?
- Я не вижу авторитарных тенденций. Они используют право большинства. Демократия в Европе и в мире находится на распутье. Она удовлетворяла нас до конца ХХ века. Старая модель демократии не доросла до вызовов глобализации.
Поэтому некоторые вмешиваются в польскую демократию, а мы, например, критикуем французскую демократию. Чья модель лучше и надежнее, их или наша? Я думаю, что наша, хотя кое в чем она может показаться Европе экстремистской.
- Однако в Польше не все так замечательно. Ведь вы тоже объявили войну радиостанции Radio Maryja, которой пользуются Качиньские.
- Мне не нравится 5% их передач. Остальные 95%, молитвенные и воспитательные программы, я поддерживаю целиком и полностью. Я против всего лишь двух программ. В "Открытом микрофоне" они несут полный вздор. А в дискуссиях они дают слово экстремистам. В дискуссиях нет никакого равновесия.
- Получается, антисемитизм Radio Maryja вас не трогает?
- Естественно, я против антисемитизма. Однако на Radio Maryja я не вижу никакого антисемитизма. Правда, я слушаю далеко не все. Пожалуйста, пришлите мне доказательства, и тогда я что-нибудь предприму.
- Вы продолжаете критиковать Качиньских?
- Да, однако я делаю это в Польше, а не за ее пределами. Мы не выносим сор из избы.
- Планируете ли вы вернуться в политику?
- Политик никогда не говорит "никогда". Я патриот, и если я меня призовет отечество, я предоставляю себя в его распоряжение. Однако, чем выше будет должность, которую я мог бы занять, тем выше окажется и степень моей несвободы. Там мне снова придется подчиняться, а я люблю свободу.