Исполняется 50 лет кубинской революции. Некогда очень привлекательный политический, экономический и социальный эксперимент сегодня превратился в диктатуру, где полицейская паутина обеспечивает конформизм
Политическая ситуация на Кубе напоминает Испанию 1970-х, когда Франко был еще жив, но не мог править, а у руля стоял Карреро Бланко, пишет El País. Это наилучшая комбинация для увековечения кастризма: Фидель играет роль оракула, Рауль - более прагматичного управляющего, не забывающего о привычной ему роли усмирителя, полагает корреспондент Антонио Элорса.
Как и в случае с франкизмом, преемственность опирается на внешние интересы: если для Испании речь шла о поддержке Вашингтона, то для Кубы сначала это был СССР, а теперь - Чавес. Роль внешнего благожелателя играет Евросоюз, по инициативе Испании отклонившийся от защиты демократии, ошибочно посчитав, что одобрение кастризма приведет к улучшению обращения с оппозиционерами, а заодно удовлетворит преданных поклонников кубинской революции, пишет автор статьи. Такая политика ничего не дала кубинцам, но ознаменовала собой триумф "гаванского бункера", а также привела к неспособности ЕС оказать давление с целью демократизации и утрате веры в ее санкции.
Автор статьи признает, что кубинская революция была "самой красивой революцией XX века": процветающая, но измученная зависимостью от США, коррупцией и криминальной диктатурой страна оказалась на "заре свободы", был сброшен наложенный Вашингтоном запрет на какие-либо попытки социальных перемен в Латинской Америке. Это была революция ради политической власти, получения доступа к образованию и улучшения условий жизни, изначально далекая от советского коммунизма. Но очень быстро кубинское общество оказалось в полицейской паутине, до сих пор являющейся гарантией конформизма, реформа конституции ознаменовала поворот к диктатуре, а репрессии коснулись самих революционеров. Компартия внедрилась в управление государством, в 1960-е сначала было покончено со свободой слова, а потом и с автономией самих интеллектуалов-революционеров.
Демократическая и справедливая Куба, о которой мечтал Хосе Марти, уступила место стране, описанной в романе Рейнальдо Аренаса "Пока не наступит ночь". Вскоре на острове установился популистский цезаризм, основанный на постоянном подавлении, где армия стала "становым хребтом режима", а компартия - передаточным ремнем личной диктатуры команданте. "Вот где мы оказались спустя полвека после входа бородачей в Гавану", - резюмирует автор статьи.
Исключительными особенностями кубинского революционного опыта автор считает авторитарную личность Фиделя Кастро, его исключительное красноречие, тупо контрреволюционную политику Вашингтона. В том, что касается обманутых надежд на эмансипацию и свободу, кубинский случай вписывается в долгую череду разочарований, восходящую к Великой французской революции, революции par excellence. Бабеф, пишет автор, называл две политические причины скатывания революционного проекта в террор. Первая - установление неограниченной власти для защиты революции, вторая - замена борьбы с экономическим неравенством грубой экспроприацией. Этот разрушительный уклон почти всегда сопровождается крахом экономики, который можно было наблюдать как в ленинской России, так и на Кубе.