Хотя все ожидали, что приговоры нефтяному магнату Михаилу Ходорковскому и его партнеру Платону Лебедеву будут жесткими, они все равно стали своего рода ударом. 9-летнее тюремное заключение, к которому во вторник приговорили обоих, стало кульминацией жестокой а-ля советской демонстрации государственной власти над личностью, которая посмел бросить вызов ее главенству и отказалась прогнуться под ней. В действительности суд над Ходорковским и атмосфера вокруг него были пропитаны духом советского полицейского государства.

На второй неделе длительного зачитывания обвинения зал суда пикетировала пара сотен сторонников Ходорковского. Чтобы уравновесить скромный общественный протест против несправедливого суда, власти организовали митинг против Ходорковского: угрюмые люди с одинаковыми плакатами молча стояли на улице, пытаясь избежать внимания репортеров. Пространство, где разрешили стоять сочувствующим Ходорковскому, было заполнено строительной техникой, которую пригнали сюда из-за неожиданной необходимости "ремонтных работ", хотя рабочие преимущественно сидели в безделье на солнышке и некоторые подремывали.

Такого рода примитивная секретная операция поразительно напоминает методы, применявшиеся против советских диссидентов Комитетом госбезопасности времен Леонида Брежнева. Однажды, в 1974 году, когда небольшая группа подпольных художников выставила свои работы на импровизированной выставке на пустыре, к месту событий немедленно были стянуты грузовики с саженцами и бульдозер, чтобы согнать их.

Сам Путин с любовью вспоминает об операциях, проводившихся его коллегами по службе внутренней безопасности в советские времена. В книге интервью, опубликованной во время его помазания в президенты, Путин рассказывает о том, как группа диссидентов в конце 70-х планировала небольшую демонстрацию в его родном Ленинграде. Они пригласили иностранных дипломатов и журналистов - чтобы привлечь внимание мирового сообщества, насмешливо замечает Путин.

Вместо того чтобы разгонять толпу диссидентов, агенты КГБ устроили там же собственный митинг. Это место окружила милиция, играла музыка, возлагались венки, и иностранцы ушли разочарованными. Слова Путина преисполнены подлинного восхищения этой умелой маскировкой; они знали, как проводить тайные операции, чтобы при этом "не торчали уши" КГБ, удовлетворенно сообщает он интервьюерам.

Конечно, надо быть полным невеждой в отношении типа мышления советского народа в 1970-х, чтобы предполагать, что такого рода обман мог ввести кого-то в заблуждение. Не только иностранные дипломаты, журналисты и сами диссиденты, но и большинство советских людей знали, где искать "уши" КГБ, и они видели их с предельной ясностью. Сталинский террор, возможно, убил инстинкт протеста, однако люди знали, что они живут в государстве, построенном на лжи.

Хотя суд над Ходорковским сравнивают с показательными судами сталинского времени, он мало похож на зверские чистки 1930-х, в которых жертвы сознавались в своих "преступлениях" и клялись в верности тому самому режиму, который пытал их. Атмосфера сегодняшнего дня тоже ничем не напоминает атмосферу государственного террора, когда кровожадные массы были охвачены ненавистью к "врагам народа".

Кампания правительства Путина против Ходорковского и его партнера имеет гораздо больше общего с преследованием отдельных диссидентов, активистов-правозащитников, писателей, поэтов и художников в СССР эпохи Брежнева, и эта схожесть выходит за рамки тайных трюков. Большая часть личных свобод, дарованных перестройкой Михаила Горбачева и укрепившихся в результате политических реформ Бориса Ельцина, до сих пор на месте. Однако ни единый участник политических преследований в брежневском стиле не был пригвожден к позорному столбу, не говоря уж о законном наказании.

Путинский откат в прошлое и расширение полномочий ФСБ (среди путинских высокопоставленных назначенцев есть те, кто вел дела диссидентов в 70-х и начале 90-х годов) возродили бульдозерные инстинкты советского государства. Как только враг государства выявлен, против него запускается государственная машина, которая работает с брутальной силой, противоречащей логике, свидетельствам, законам и процедурам.

Общая атмосфера сегодняшнего дня отражает тревожное наследие брежневского периода. Советские люди тогда были благодарны, что государство больше не убивает и не пытает их, и, хотя они в большинстве своем считали режим морально разложившимся и экономически абсурдным, действию они предпочитали апатию. Все понимали, что независимая политическая активность вызывает подозрения, в то время как пассивность и двойное мышление вознаграждаются.

Диссиденты были тонкой прослойкой смельчаков; те, кто сочувствовал им, предпочитали держать свои мысли при себе. С другой стороны, антидиссидентские акции властям приходилось организовывать специально, люди не горели желанием поносить врагов режима.

В сегодняшней России люди видят кремлевские интриги так же очевидно, как и в советские дни (в недавнем опросе общественного мнения около половины респондентов назвали суд над Ходорковским "беззаконным" по сути, если не по форме). Однако общественные митинги в состоянии собрать лишь несколько сотен участников.

Личность не может победить бульдозерное государство, если общество мирится с самонадеянным беззаконием этого государства. Пока Ходорковский повержен, но стоит вспомнить, что большинство жертв брежневского политического государства пережили режим, который угнетал их, выполнили свою миссию и достигли славы - несмотря на пережитые ими преследования или даже благодаря им.

Маша Липман, редактор журнала Московского центра Карнеги Pro et Contra и автор ежемесячных колонок в The Washington Post