Сначала - гнев и печаль, потом - вопросы. Кто были эти люди, способные убивать детей? Уходит ли резня в школе номер 1 корнями в уничтожение Чечни или в подъем мирового исламского терроризма? Пытаясь понять суть чудовищных событий, свидетелем которых он стал, корреспондент Guardian проехал от Беслана через неспокойную Ингушетию в отдаленное чеченское село, откуда родом двое из самых ненавидимых в мире людей.

В Беслане закапывают могилы. Кладбище по пути из аэропорта представляет собой огромное пространство свежей земли, каждая новая могила обложена по периметру красным кирпичом. В траве видны цветы и простые деревянные кресты.

Через две недели после осады в Беслане похороны продолжаются, и еще 70 могил пока пусты. Пустые могилы напоминают о том, скольким семьям еще предстоит страшная процедура опознания останков своих близких.

58-летняя Любовь Саламова плачет на могиле своего внука Сергея Алкаева. "В сентябре ему бы исполнилось 15. Его мать погибла при взрыве газа много лет назад, а теперь и он меня оставил. Его нашли мертвым в спортзале, без головы и кистей рук. Он был такой хороший".

В воздухе над 188 свежими могилами висит звук рыданий.

Копают и у школы номер 1. Аслан и еще один рабочий снимают дорожное покрытие у гаражей слева от школы. Здесь две недели назад российские спецназовцы и потерявшие контроль над собой местные жители пробили дыру в гаражной стене, открыв доступ на школьный двор, где второй час шла бойня. Через дыру выносили грязных, окровавленных детей и родителей и укладывали на носилки и в машины, реквизированные для нужд скорой помощи. Аслан объясняет, что ему велено закопать ямы и выровнять дорогу, убрать следы пуль и взрывов гранат.

В самой школе признаков подобной косметики не видно. Она остается памятником печали города и катализатором его гнева. Две недели местные жители просто ходят мимо этих руин, не думая о человеческих останках и неразорвавшихся снарядах, находящихся под ними. Останки "боевика номер 3", по выражению российского прокурора, из 32, захвативших школу, до сих пор лежат снаружи. Его одежду ворошит любопытный учитель физкультуры.

Видимое спокойствие нарушает неистребимый запах гари и скорбь местных матерей. Слово "месть" входит в лексикон скорбящих; среди развалин идут разговоры о войне. 16-летний Заур Рубаев стоит, обнявшись с еще четырьмя подростками, поминая своего 14-летнего брата Хасана под сенью школьных стен. Он говорит мне: "Конечно, я хочу отомстить, но кому?"

Нарастает гнев против соседней Ингушетии, выходцами из которой были некоторые террористы и с которой Северная Осетия вела кровопролитную войну в 1992 году. Многие опасаются, что скорбь Беслана выльется в конфликт в регионе, где этническое многообразие и межнациональная напряженность находятся на таком же уровне, как в бывшей Югославии. Но Рубаев говорит: "Какой смысл нападать на них? Мы не можем пойти и убить их детей".

Но вокруг видны признаки того, как интернационализируют их горе разнообразные "войны против терроризма", ведущиеся по всему миру. Правительство Израиля прислало сотни букетов, которые сегодня лежат у стен спортзала.

Шрамы Беслана нетрудно увидеть. Недалеко от спортзала я знакомлюсь с семилетними Дианой Гадиевой и Бориком Рубаевым. Они играют вместе, несмотря на пропасть, разделившую их в результате осады. Диана спаслась из спортзала вместе с матерью и с улыбкой говорит: "Не знаю", когда я спрашиваю ее о возвращении в школу. Борика вытащил из-под обломков спасатель, лица которого он не помнит. Но ему ясно другое. "У меня нет ни отца, ни мамы, - говорит он. - У меня были папа и мама, его звали Артур, а ее Лена, но они оба здесь погибли". Он показывает на школу.

В том, что город знает о событиях, много пробелов. Почему взорвалось первое взрывное устройство, из-за которого начался стихийный штурм здания? Мало кто считает, что правительство говорит правду о количестве погибших. Как утверждает местная администрация, в заложники были взято 1347 человек, а прокуратура заявляет, что погибло только 329 из 1156 заложников.

Во Дворце молодежи, в ветхом, обшарпанном зале в среду в час дня проходит собрание. На улице собираются в кружок бородатые рослые мужчины. "Конечно, погибших намного больше, чем 329, посмотрите на число могил", - говорит один из них.

В зал пришли безработные, скорбящие, возмущенные, а также прокурор и местный мэр. После минуты молчания некоторые начинают говорить. Большинство произносит утешительные банальности. Но встает участник войны с Ингушетией 1992 года, опирается на костыль, поскольку у него нет ноги, и перебивает одного из выступающих. "Мы должны отомстить. Мы должны мобилизовать молодежь, - говорит он. - Мы должны избавиться от здешнего президента".

Помимо прочего, жители Беслана жаждут ответов на бесчисленные вопросы, следующие по пятам за горем и потрясением. Кто были эти люди, готовые превратить школу в склеп? Почему Беслан? Почему наша школа? Почему урегулированием кризиса занимались так плохо? Как до этого дошло?

Чтобы дать вразумительные ответы, понадобятся месяцы или даже годы, если вообще можно дать на них адекватные ответы. Но, пытаясь заполнить некоторые пробелы в истории средней школы номер 1, я отправился из Беслана на восток, по разбитым дорогам Ингушетии в чеченские горы, где были посеяны семена российского 11 сентября. Чтобы понять путь к Беслану, я уехал из него.

В дни после бойни гнев Беслана сосредоточился на соседней Ингушетии, но первый фрагмент этой кровавой головоломки находился совсем близко. В 20 минутах езды по бесплодной равнине, мимо ветхих домов на обочинах, находится городок Эльхотово. Это сонное место, и вооруженный милиционер, охраняющий медучилище, был единственным напоминанием о близости к ужасу, случившемуся несколько недель назад.

В зеленом дворе многоквартирного жилого дома советской поры есть квартира, где жил Владимир Ходов. Мой водитель Тимур знает о Ходове и везет меня прямо туда. Некоторое время назад брат Ходова Борик похитил одну из родственниц Тимура, Свету Габизову. Позже его в отместку убил другой родственник Тимура, брат Светы Иристон Габизов. Но слава Владимира затмила печальную известность его брата.

Ходов был единственным осетином из 32 боевиков, захвативших школу в Беслане. Теперь его старый голодный кот Дима, пьющий желтоватую жидкость из блюдца, сделанного из разрезанной пластиковой бутылки, является единственным живым существом в его бывшей квартире. Здесь жили его мать Александра и отец Анатолий, сюда сыновья время от времени возвращались из тюрем или откуда-то еще.

Когда я приехал, соседка, 50-летняя Люда Дарахокова, находилась в гараже, закатывая выращенные ею огурцы в банки на зиму. Она рассказывает, что Анатолий был хороший человек, но о матери говорит мало. "Владимир был тот еще фрукт, - говорит она. - Оба брата были коварными и хитрыми. Владимир не был осетином, - настаивает она, - он был русским".

По ее словам, он обратился в ислам в тюрьме и уехал из дома в 2003 году, вернувшись всего на три дня в июне, на похороны брата.

Мой шофер Тимур вспоминает, что его мать была на похоронах Борика, когда появился Владимир. Недовольный православными похоронами, он увез тело, чтобы похоронить по мусульманской традиции, и снова исчез.

Владимир попал в розыск, когда в феврале привел в действие взрывное устройство на рынке во Владикавказе. В следующий раз его увидели в школе номер 1.

Люда добавляет: "Милиция забрала Александру в 5 часов вечера, когда началась осада. Мы ничего о ней не знаем".

Я смотрю через просвет между занавесками в квартиру и вижу увядшие цветы в вазе на голом полу. "Это трудно понять, - добавляет она. - Дети?"

Пересечение границы

До границы с Ингушетией 30 минут по распаханным полям и пологим зеленым холмам. Граница закрыта для машин - слабая попытка сдержать возможный наплыв осетин, жаждущих мести. Однако мне удалось пересечь границу пешком, пройдя мимо открытой дверцы российского бронетранспортера, стоявшего у разворота, а затем за 10 минут добраться до столицы республики Назрани на такси.

Два года назад Ингушетия была тихой гаванью, куда бежали чеченцы, спасавшиеся от насилия на своей разоренной родине. На границе появилось 10 лагерей беженцев, жители которых быстро обнаружили, что ужасы чеченской войны идут за ними по пятам.

Москва веками пыталась смешать чеченцев и ингушей. Сталин в 1944 году отправил оба народа в Казахстан, считая их одинаковой угрозой. Брежнев, в конце концов, разрешил им вернуться домой. После второй чеченской войны российские власти заподозрили, что президент Ингушетии Руслан Аушев дает чеченским сепаратистам приют в Ингушетии, и сделали президентом бывшего офицера КГБ Мурата Зязикова. Его жесткий режим попытался отправить беженцев домой, одновременно разрешив российским войскам применять в Ингушетии жестокую тактику, применяемую ими в ходе чеченской кампании.

За прошедший год республика превратилась из спокойного сельскохозяйственного региона в новую линию фронта российской войны с терроризмом. Началось с исчезновений и похищений людей. Затем, в марте, четверых студентов, мирно сидевших и куривших у реки, обстрелял российский военный вертолет. Двое из них погибли. Через несколько дней военные окружили дом, где, как они заявили, прятались боевики, и разрушили его гранатами. Напряженность росла, и Ингушетия стала более опасным местом, чем соседняя Чечня, где уже десятилетие идет война.

21 июня в 8 часов вечера около 200 боевиков вошли в Назрань и начали убивать местных милиционеров. Они легко взяли под контроль столицу и некоторые главные здания, выставили блокпосты, где останавливали машины и расстреливали в упор сотрудников местных правоохранительных органов. За одну ночь погибло около 100 человек. По всем сообщениям, хорошо оснащенные российские войска, расквартированные там, почти не оказали сопротивления боевикам.

Теперь Ингушетия снова привлекла к себе внимание. Как минимум трое боевиков из Беслана жили или родились в этой крошечной республике, которую можно проехать за 20 минут. Я еду из Назрани на север, в село Сагопши. Значительную часть этого года Сагопши был мирным местом, хотя и снискал себе печальную известность благодаря своему бывшему жителю, 27-летнему Бей Ала Цехоеву.

Цехоев жил на широкой малонаселенной улице. Мужчины, торгующие на рынке запчастями, сразу же показали мне его дом, а местное гостеприимство вскоре привело меня к его 70-летнему дядюшке Магомеду, озабоченному судьбой своего народа.

"Я служил в армии, а меня на 13 лет отправили в Казахстан. Я работал на советскую власть 24 часа в сутки. В 1992 году я участвовал в войне, тогда осетины убивали детей и беременных женщин. Никого это не волновало. А теперь на нас набросились КГБ и ФСБ. И все вдруг заволновались - но из-за Беслана. Я хочу жить здесь по-человечески. А без этого лучше не жить".

Человек, назвавшийся соседом Цехоева, идет к дому спросить, хотят ли его родственники разговаривать с корреспондентом, и возвращается с категорическим отказом. Несколько минут спустя я сам подхожу к их двери, и мне открывает тот самый "сосед". "Ладно, на самом деле я его брат, - говорит он. - Что вы хотите?"

Сначала 25-летний Хусейн утверждает, что видел своего брата после осады, но через некоторое время смягчается. "Слушайте, вы англичанин. Где вы живете? В Англии. Чеченцы тоже борются за свою независимость".

Мы начинаем говорить о предполагаемом влиянии иностранцев, а именно - экстремистов из Саудовской Аравии - на чеченских сепаратистов. Москва давно утверждает, что движение за независимость продалось хорошо финансируемым группировкам ваххабитов в конце 1990-х годов. Но Хусейн настаивает: "Там нет ни ваххабитов, ни арабов. Нам не нужны арабы".

Я прошу у него фотографию брата, и Хусейн, теперь дружелюбный и открытый, говорит, что фотографий нет, поскольку Бей Ала боялся милиции. "Он участвовал в борьбе за независимость", - говорит он.

По сообщениям СМИ, он бежал из города в Беслана, так как местные жители считали его ваххабитом и хотели его смерти. Во время бегства он, по сообщениям, ранил выстрелом в шею начальника местной милиции, сделав свое возвращение невозможным.

Хусейн не станет заполнять пробелы в истории своего брата. Никаких фотографий, никаких подробностей, никаких милых сердцу воспоминаний. Я спрашиваю Хусейна, где Бен Ала может находиться сейчас. Он отвечает: "Одному Аллаху известно, жив ли он". Я оставляю номер телефона, по которому Бен Ала никогда не позвонит, и отправляюсь в Малгобек, расположенный в нескольких километрах отсюда.

Причастность ингушей к Беслану и другим терактам питает российскую теорию о том, что исламский экстремизм распространился на Кавказе, втянув Россию в войну с терроризмом на своей территории. Но большинство жителей региона считают экстремизм продолжением конфликта в Чечне, а не злом, привезенным иностранцами из-за границы.

Местный прокурор подтвердил сообщения СМИ о том, что второго ингушского боевика звали Иса Торшхоев, ему было 26 лет, и жил он в Малгобеке. Поездка до маленького села Старый Малгобек по длинным и пыльным дорогам, часто запруженным коровами, занимает около часа. Идиллический вид не смягчает впечатление бедности.

СМИ возлагают вину за экстремизм Торшхоева на коллапс местной экономики. Токарь, как и его отец, он не мог найти работу. По сообщениям, они кончили тем, что косили сено: машину сена можно продать на цене, равной 30 фунтам. Двоюродный брат Исы, Казбек выкапывал кирпичи на заброшенной фабрике и продавал их по 6 пенсов за штуку. Когда деньги кончились, единственным источником дохода стали ваххабиты. На некоторых автобусных остановках видны арабские надписи.

Дверь ветхого дома открывает мать Торшхоева, 64-летняя Люба, в зеленом хиджабе и галошах, на левой галоше - дыра. Она показывает на сарайчик за домом, превратившийся в груду кирпича, где когда-то жил ее сын.

В марте прошлого года Иса пустил к себе шестерых друзей, по-видимому чеченских беженцев, в возрасте от 16 до 22 лет. По сообщениям, он запросил с каждого из них 300 рублей, но они заплатили вдвое больше. В 7:20 утра 5 марта, по сообщению правозащитного центра "Мемориал", местная милиция и российские солдаты блокировали подъезды к дому и подошли к сараю. Иса с друзьями открыли огонь. В ходе двухчасовой перестрелки пятеро гостей Исы были убиты, а он с последним из них спаслись. Погиб также один милиционер.

ФСБ, по-видимому, решила, что эти люди были боевиками.

По словам Любы, сын так и не вернулся, а ее муж и второй сын ушли жить в село. Ей нечего сказать о нем, кроме того, что у него не было друзей, и он был "хорошим мусульманским мальчиком". Прокуратура забрала его личные вещи и взяла у нее образец крови, чтобы ее сына было легче идентифицировать, говорит она. Ее мужа попросили идентифицировать один из трупов в Беслане, но он сказал, что это не их сын.

Город в руинах

После часовой поездки на восток от Ингушетии, где следы самой долгой и жестокой войны прошлого века только начинают появляться, попадаешь в эпицентр конфликта, столицу Чечни - Грозный.

Пока шестеро боевиков из Беслана идентифицированы как чеченцы. Руины Грозного, обглоданный скелет города, бездыханного после того, как он дважды на протяжении четырех лет подвергался ковровым бомбардировкам, являются воплощением страшной истории чеченского народа. Мой водитель Хусейн рассказывает, когда мы едем мимо кладбища на улице 1 Мая, о том, как во время массовой депортации 1944 года оскверняли эти могилы.

"Камни использовали, чтобы мостить улицу, - говорит он. - Но в 1991 году президент восстановил кладбище, и оно стало мемориалом геноцида 1944 года".

Грозный - подходящее название для города, где обломки до сих пор лежат там, куда они упали, а люди живут среди развалин, в которых погибли их близкие. Пренебрежение Москвы к городу, который она дважды сровняла с землей, достигло запредельного уровня, когда президент Путин после полета над Грозным на вертолете в этом году, заявил, что он "выглядит ужасно". Люди, живущие в остовах домов, куда эпизодически поступают электричество и газ, но не поступает вода, сегодня не рассчитывают на сочувствие России.

Надписи на стенах являются отражением хаоса последних пяти лет. В 1999 году российские войска вернулись, чтобы восстановить федеральный контроль после трех лет независимости, которые довели республику до краха из-за распрей между местными полевыми командирами.

На многоквартирном доме, доведенном до такого состояния, когда покрытые копотью окна невозможно отличить от дыр, пробитых снарядами, лозунг: "Наш президент - Аслан Масхадов!" Москва предложила 10 млн долларов за голову президента сепаратистской республики, избранного в 1996 году, утверждая, что он приказал устроить теракт в Беслане.

На другой стене лидером провозглашен Ахмад Кадыров - промосковский президент, посаженный Кремлем в октябре и убитый сепаратистами в мае. Еще один лозунг касается одного из кандидатов августовских выборов, организованных Москвой, чтобы у Кадырова был преемник. Но большинство из них свидетельствует о том, что республика жаждет автономии - после установления мира. В подземном переходе под главной улицей написано красной краской: "Наш президент - наш выбор".