Российский историк рассказывает, почему немецкие рабочие отправлялись в сталинскую Россию - и становились жертвами "Большого террора"

Весь мир знает историю арестанта Гейслера, единственного, которому удалось пережить бегство из заключения и избежать смерти на кресте, сооруженным его мучителями. "Седьмой крест". Эту книгу написала Анна Зегерс, и у ее произведения есть подзаголовок "Роман из гитлеровской Германии". В ГДР он входил в школьную программу по литературе, эту книгу прочитали также миллионы советских граждан.

Меньше, чем герою романа Георгу Гейслеру, повезло его однофамильцу Францу Гейслеру, квалифицированному механику и такому же убежденному коммунисту, арестованному несколькими годами раньше и расстрелянному - его же товарищами. Крест на его судьбе поставил в 1938 году НКВД. Это не роман, а правдивая истории из жизни в Советском Союзе времен Сталина.

То, что ее записал российский историк, вызывает к сегодняшней России уважение. Для Сергея Журавлева - это лишь одна из бесчисленных маленьких и больших трагедий, пришедшихся на долю немецких рабочих в годы "Большого террора", который последовал за созданием советской промышленности в 30-е годы. Немцы - коммунисты, беспартийные и даже безработные национал-социалисты - добровольно отправились в Россию, приглашенные в качестве квалифицированных рабочих по преимуществу на электротехнические предприятия, которые должны были возникнуть по образцу AEG и Osram. Коммунизм, как учил Ленин, это советская власть плюс электрификация всей страны.

Франц Гейслер входил в тот самый узкий круг рабочих-коммунистов Osram, которые уже в 20-е годы передавали техническую информацию советским товарищам и поэтому подверглись увольнению. Феликс Дзержинский - одновременно возглавлявший ЧК и Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) СССР - лично распорядился привезти их в Москву, не посоветовавшись ни с немецкой компартией, ни с Коминтерном. Он велел выдать им советские паспорта и снял их с учета в КПГ. Дело было настолько важным, "что мы не могли испрашивать разрешение ЦК КПГ на выезд этих товарищей в Россию. Поэтому теперь немецкая секция Коминтерна отказывается переводить этих товарищей в ВКП(б) и считает их дезертирами. Я очень прошу отрегулировать этот вопрос". Такое тоже было - до того.

Пока немецкие специалисты и товарищи были востребованы, для них делалось почти все: документы, зарплата в валюте, жилье и снабжение продовольствием на уровне, значительно лучшим, чем у их русских коллег. Существовал даже "Немецкий клуб" и жилой дом для сотни немецких семей, которые в начале 30-х годов последовали в Москву за своими мужьями и отцами; не все добровольно: уже тогда денежные переводы, которые немецкие рабочие отправляли домой, не всегда попадали к их семьм.

Журавлев цитирует письма родственников, которые жалуются, что деньги до них не доходят, например, письмо Анны Позе из Берлина, которая писала своему мужу Фрицу в 1930 году: "Русские - лицемеры, я знаю это наверняка, и с меня довольно - мы сидим здесь без денег в холодной комнате при свете коптилки".

Вопреки своей воле она с 13-летней дочерью последовала за мужем в Москву, чтобы не умереть с голоду дома. Они относятся к числу тех немногих, кому еще в 1935 году, до начала "Большого террора" удалось вовремя вернуться Германию. Другие смогли уехать лишь тогда, когда их мужья погибли или сгинули в лагерях. Особенно бесславную роль играл Вальтер Ульбрихт, который отговаривал советские власти выдавать разрешения на выезд, так как "жены арестованных будут рассказывать всякие ужасы о Советском Союзе".

Вера в великого Сталина и будущее Советского Союза была огромна. Фриц Позе вместе с двумя другими немцами даже составил брошюру "Берлинские пролетарии рассказывают о московском Электрозаводе", которая вышла еще в 1933 году на немецком и русском языках и воспевала замечательную жизнь немецких рабочих в советской стране, откуда ему вовремя удалось убраться в 1935 году. В противном случае через два года Позе пришлось бы стать обвиняемым на процессе, направленном против авторов брошюры.

Немцы не ждали помощи от своих русских коллег. С их точки зрения, немцы были привилегированным сословием, даже надсмотрщиками, которые получали громадные премии как "новаторы" и десятники. Не раз бывало, что русские мастера, которые видели в иностранцах назойливых конкурентов, придерживали их рационализаторские предложения, чтобы потом выдать за свои. Претензии немцев к жилищным условиям и продовольственному снабжению русские коллеги считали "иностранными замашками", сравнивая их положение со своим, гораздо худшим.

Однако перед сталинским террором они оказались равны: даже русский инженер Моисей Железняк, который по поручению ВСНХ доставил немцев в Москву, в 1937 году был арестован НКВД и приговорен к десяти годам лагерей. Он умер вскоре после своего досрочного освобождения в 1945 году, будучи инвалидом, а реабилитировали его лишь в 1955 году, посмертно.

Незадолго до смерти он рассказывал своей дочери, что встретил в тюрьме немца Вилли Коха - одного из первых бывших рабочих Osram в Москве: Железняк, больной туберкулезом, беспрерывно кашлял. "Вилли Кох увидел это, снял на глазах у всех свой теплый свитер и отдал его мне, -говорит Железняк. - Этот свитер продлил мою жизнь по меньшей мере на несколько лет". У обоих был одинаковый приговор.

Кох пережил своего русского товарища и друга больше чем на десять лет. Он относится к тем немногим немцам, которые пережили "Большой террор" и остались в Советском Союзе. Дважды арестованный, осужденный и сосланный в Сибирь, он в 1955 году вернулся к своей русской жене в Москву и "только в середине 60-х вышел на пенсию. В те годы Вилли Кох был единственным немцем, который работал на этом заводе". Или, лучше сказать, последним немцем.

Сергей Журавлев "Ищу работу в Советском Союзе. Судьба немецких квалифицированных рабочих в Москве в 30-е годы", издательство Ch. Links Verlag, Берлин, 2003