Согласно общепринятой точке зрения, первый срок Дмитрия Медведева на посту президента Российской Федерации - это прямое продолжение двух сроков президента Владимира Путина, отмеченных его господством в Кремле и агрессивной внешней политикой.

Однако поездка в Москву, во время которой мне представилась возможность встретиться с ведущими фигурами политической жизни и с людьми разных поколений из деловых кругов и интеллигенции, убедила меня, что такие суждения чрезмерно упрощают ситуацию и являются преждевременными.

Во-первых, оформляющаяся в Москве структура власти, похоже, более сложна, чем принято думать. Если главная задача Путина - остаться у власти, то до сих пор неясно, зачем он, находясь на пике популярности, которая позволила бы ему внести поправки в конституцию и продлить срок своих полномочий, избрал непростой и зыбкий путь ухода на пост премьер-министра.

Мне кажется, что мы наблюдаем становление нового этапа в российской политике. Официальная позиция, согласно которой президент определяет внешнюю политику и политику в сфере безопасности, а премьер претворяет в жизнь отдельные ее элементы, стала настоящей мантрой всей российской бюрократии, начиная с Путина и Медведева. Ни один из россиян, с которыми мне довелось общаться (причем среди них были не только члены правительства), не усомнился в том, что происходит некое распределение полномочий, хотя никто не решился сформулировать, каков будет результат.

Путин сохраняет власть и остается очень влиятельной фигурой. Похоже, он добровольно принял обязательство наблюдать за успехами своего преемника; может быть, он рассматривает возможность выдвижения своей кандидатуры на следующих президентских выборах.

Каким бы ни был исход, президентские выборы ознаменовали переход от стадии консолидации к стадии модернизации. Нарастающая запутанность российской экономики породила необходимость в предсказуемых процессуальных нормах, как уже указывал Медведев. Функционирование российского правительства с двумя властными центрами (во всяком случае, на первом этапе) может положить начало отсутствовавшей ранее системе сдержек и противовесов.

Что это означает для американской внешней политики?

В течение следующих нескольких месяцев в России будут вырабатываться практические средства по разграничению авторов государственной стратегии обеспечения безопасности и тех, кто ее реализует. Со стороны Буша и претендентов на президентское кресло было бы разумно смягчить официальную риторику и дать России простор для отладки этой системы.

Что касается долгосрочной перспективы, то с 1991 года, когда распался Советский Союз, все американские президенты ведут себя так, словно становление российской демократии - это задача в первую очередь США. Нередко произносились речи с осуждением изъянов России и ее поступков, напоминающих демарши времен соревнования за господство в эпоху холодной войны.

Политика беспардонного вмешательства в сферу, которую русские считают пространством собственного самосознания, грозит не только сорвать достижение геополитических целей Америки, но и войти в противоречие с ее нравственными принципами. Без сомнения, в России есть люди и целые организации, которые ждут от США попыток форсировать демократическое развитие. Однако почти все наблюдатели сходятся во мнении, что подавляющее большинство россиян считает Америку излишне самонадеянной страной, которая спит и видит, как бы помешать восстановлению России. Такие настроения сулят скорее рост национализма и реакцию отторжения, чем демократическую эволюцию.

Будет обидно, если такая ситуация сохранится, поскольку сегодня Россия переживает во многих отношениях один из самых многообещающих периодов в своей истории. Знакомство с современными открытыми обществами и взаимодействие с ними сейчас более интенсивно и длительно, чем когда-либо в истории России, - даже несмотря на досадные репрессии. Мы можем влиять на ситуацию скорее терпением и умением воспринимать происходящее в историческом контексте, чем демонстративными размолвками и публичными нотациями.

Это тем более важно, поскольку геополитические реалии открывают уникальную возможность для стратегического сотрудничества между бывшими соперниками по холодной войне. Из них США и Россия располагают 90% всего существующего ядерного оружия. Россия граничит со странами Европы, Азии и Ближнего Востока, превосходя их по площади. С учетом ядерного фактора, движение к стабильности в Иране и на Ближнем Востоке требует российско-американского сотрудничества (или может быть существенно облегчено таким сотрудничеством).

Несмотря на агрессивную риторику, российское руководство вполне трезво оценивает свои стратегические возможности. Я бы даже сказал, что основная задача российской политики при Путине заключалась в поиске надежного стратегического партнера, причем Америка была предпочтительным вариантом.

Экспрессивная российская риторика последних лет отражает, в том числе, и недовольство кажущейся невосприимчивостью к этим исканиям. Президентские и думские выборы также дали российским лидерам стимул апеллировать к националистическим чувствам, которые взыграли после десятилетия "унижений". Эти перипетии никак не сказываются на лежащей в их основе действительности. На политической повестке дня стоят три основных вопроса: безопасность, Иран и отношения России с государствами, прежде находившимися на ее орбите, особенно с Украиной.

Поскольку Россия и США доминируют в ядерной сфере, эти страны облечены особым долгом занимать лидирующие позиции в разрешение таких глобальных вопросов, как, например, проблема нераспространения ядерного оружия. В этом смысле предстоит ответить на четыре вопроса: сходятся ли Россия и США в оценке тех рисков, которым мир подвергнется в том случае, если Иран завладеет ядерным оружием? Сходятся ли они в оценке статуса иранской ядерной программы? Сходятся ли они во взглядах на дипломатические механизмы предотвращения этой угрозы? Сходятся ли они во взглядах на меры, которые предстоит принять в том случае, если дипломатические методы (какими бы они ни были) не помогут?

Мне кажется, что по первым двум вопросам между США и Россией намечается консенсус. Что касается двух других, обе стороны не должны забывать: ни одна из них не в состоянии взять это препятствие в одиночку, - а если это и возможно, то для достижения цели придется преодолеть куда больше сложностей.

Проблема с российско-украинскими трениями коренится в различных взглядах на природу международных отношений. Подлинная независимость Украины является обязательным условием мирной системы международных отношений и должна быть однозначно поддержана США. А вот продвижение рубежей западной системы безопасности с берегов Эльбы в сторону Москвы вызовет протест со стороны России, причем попутно в этой стране неизбежно возникнут настроения, которые затруднят решение всех остальных вопросов. Эту проблему нужно иметь в виду, не позволяя ей влиять на возможность успешного разрешения других вопросов.

В сочинской декларации президентов Путина и Буша, которую они представили в апреле, намечены пути ведения стратегического двустороннего диалога. Дело новых президентов России и Америки - создать условия для реализации этого плана.

Генри Киссинджер возглавляет консалтинговую компанию Kissinger & Associates. Статья предоставлена Tribune Media Services

Также по теме:

Россия: закулисная борьба за власть (Die Presse)

Три революции (The Washington Post, Генри Киссинджер)