Два случая терроризма на протяжении нескольких дней были бы серьезной проблемой для любого правительства. Три - это кризис. В данном случае для российского президента Владимира Путина.

Вчерашнее нападение на школу в Северной Осетии произошло через несколько часов после взрыва смертницы у московского метро, убившего 10 человек, и через неделю после взрывов двух пассажирских самолетов, в результате которых погибло 90 человек. Чеченские террористы, на которых власти возлагают вину за взрывы у метро и в самолетах и которые почти наверняка причастны к захвату школы, наглядно продемонстрировали свою способность организовать теракты по всей стране.

Теракты вызвали у простых россиян озабоченность и по поводу собственной безопасности, и по поводу чеченской политики Путина. Пока сторонников изменения жесткой линии президента мало, но все больше избирателей в ходе опросов заявляют социологическим службам, что политика президента, по их мнению, неэффективна.

Аналитик лондонского Международного института стратегических исследований Оксана Антоненко говорит: "Если кризис с заложниками в школе кончится плохо, это может изменить общественное мнение".

Выбрав военный вариант в Чечне в 1999 году, Путин вряд ли будет добиваться переговоров с мятежниками. Но ему может противостоять недовольство общества, разгневанного растущей угрозой личной безопасности.

Для чеченских мятежников это значительный, хотя и кровавый, политический успех. Терроризм является главным оружием в их арсенале с первой чеченской войны 1994-1996 годов; около 2 тыс. заложников было захвачено в больнице Буденновска на юге России, где погибло более 100 человек. В 1999 году на чеченцев возложили вину за взрывы жилых домов, в результате которых погибло 300 человек, а Путин, тогдашний премьер-министр, а через несколько месяцев - президент, начал вторую чеченскую войну.

После терактов 11 сентября 2001 года Путин увязывает свою кампанию против мятежников с американской глобальной войной против терроризма. Чеченцы сделали использование террористов-смертников своей новой тактикой, увидев ее эффективность на Ближнем Востоке.

Число серьезных инцидентов растет, среди них - захват московского театра в 2002 году, когда во время штурма здания российскими войсками погибло 120 заложников, прошлогодний взрыв смертником правительственного здания в Грозном, где погибло 50 человек, майское убийство назначенного Москвой президента Чечни Ахмада Кадырова с помощью бомбы.

Российские власти и аналитики все чаще говорят о связях между чеченскими группировками и исламскими террористами, а именно с сетью "Аль-Каида".

Сергей Марков, директор московского Института политических исследований и верный сторонник Путина, говорит: "Появился новый враг, более сильный, чем чеченские сепаратисты, и этот враг - международный радикальный исламский терроризм".

Андрей Пионтковский, либеральный обозреватель, часто критикующий чеченскую политику Путина, говорит, что террористы, похоже, действительно подражают ближневосточным группировкам, предпочитая более радикальные методы. "Интересно, что эти террористы не выдвигают требований. Они просто убивают нас, как 11 сентября. Их цель не переговоры, а уничтожение российской цивилизации".

Теракты вызывают сомнение в способности Путина защитить свой народ. Пионтковский говорит: "Мы избрали его, чтобы он защитил нас от террористов, а он не смог". И даже Марков, поддерживающий военный подход в Чечне, отмечает, что органы безопасности не заметили недавних перемен в поведении террористов.

У старшего поколения россиян чувство незащищенности возникло после распада СССР. Хотя насильственные преступления и даже терроризм существовали и при коммунизме, эти случаи были редки и о них обычно не сообщали. Сегодня многие пенсионеры боятся даже выходить из дома. Миллионы голосовали за Путина, потому что он обещал восстановить порядок, и можно было поверить, что он, бывший сотрудник КГБ, выполнит обещание.

Однако российские службы безопасности, включая милицию, персонал аэропортов, а также армию и спецслужбы, стремятся приспособиться к окончанию тоталитарного правления, в котором государство вторгалось в жизнь людей.

Сегодня многие свободно ездят, когда и куда захотят, пользуясь услугами все большего числа авиакомпаний. Но у властей часто не хватает оборудования и подготовки, необходимых для контроля. Марков говорит: "России нужно двигаться от концепции государственной безопасности к концепции общественной безопасности".

Российские системы безопасности представляют собой лоскутное одеяло, где сочетаются самые современные и абсолютно допотопные технологии. Например, самым слабым местом в России является отсутствие эффективной системы, по которой люди могли бы сообщать о предполагаемых террористических угрозах. Марков говорит: "Что делать, если вы что-то увидели? Звонить в милицию? Телефон будет занят полчаса, а потом трубку возьмет оператор и попросит перезвонить, потому что вас плохо слышно".

Но в данный момент у властей нет времени думать о новых телефонах. Их внимание приковано к Северной Осетии.

Хотя к делу подключены лучшие кремлевские умы, власти, возможно, вынуждены плыть по течению. По мнению Антоненко, Кремль мог лучше контролировать ситуацию с захватом театра, чем с захватом школы. В Северной Осетии, регионе, где оружие доступно, контролировать кризис труднее. "Они должны действовать быстро. Но я не знаю, что в такой ситуации могли бы сделать даже самые опытные западные спецслужбы".