"Кто самый влиятельный человек на планете? Я отдаю свой голос за Владимира Путина", - пишет обозреватель The New York Times Дэвид Брукс.

"Путин утвердился как один из полюсов в грандиозных глобальных дебатах нашей эпохи - дебатах между авторитаризмом и демократией. У него есть последовательная стратегия для популяризации его позиции - аргументы в пользу авторитаризма. Он способен при желании унижать своих соперников-демократов, срывать их деятельность и оставаться безнаказанным. Он стал "героем" для консерваторов-популистов повсюду - во Франции и Италии, на Филиппинах и в Овальном кабинете", - говорится в статье.

По мнению Брукса, в ближайшие годы у "путинистов - авторитарных правителей" появится несколько ключевых преимуществ в "войне идей".

1. "Во времена тревоги и недоверия гораздо проще ратовать за четкую централизованную власть, чем за власть рассредоточенную и аморфную", - считает он.

2. Либеральная демократия верна чему-то абстрактному (конституции и нормам), а авторитаризм - конкретному человеку, лидеру. "Во времена тревоги и недоверия гораздо проще сплотить людей вокруг человека, чем вокруг абстракции", - полагает автор.

3. Либеральная демократия держится на вере в способности граждан-индивидов, а путинизм, как и трампизм, - на цинизме. "Во времена тревоги и недоверия гораздо проще проповедовать цинизм, чем идеализм", - говорится в статье.

4. Либеральная демократия зиждется на идее, что людей, которые на вас совсем не похожи, все равно стоит уважать. "Путинизм зиждется на идее, что люди, непохожие на вас, сеют хаос в культурном смысле; они подрывают ваш образ жизни", - говорится в статье. "Во времена тревоги и недоверия гораздо проще проповедовать разделение на "мы" и "они", чем толерантное отношение к многообразию культур", - считает автор.

По мнению Брукса, сейчас политические режимы по всему миру явно движутся в сторону авторитаризма. "Отчасти потому, что во главе этого лагеря стоит блестящая и безрассудная фигура. А еще потому, что, когда вы задумываетесь, кто глобальный лидер либерально-демократического лагеря, вам не приходит в голову ни одного имени", - заключает Брукс.