Посетив Вашингтон через две недели после инаугурации Джорджа II, видишь, насколько велика пропасть, разделяющая США и Европу. Здесь, в столице империи, говорят только об Ираке, а Европы, Азии и Африки как будто не существует.

Те, кто поддерживал решение президента о вторжении в Ирак на основе предположений об оружии массового поражения у Саддама Хусейна, теперь защищают вторжение, говоря о свержении режима Саддама и удачном исходе иракских выборов. Два бывших госсекретаря-республиканца, Джордж Щульц и Генри Киссинджер, предупреждают, что американские войска должны там остаться; быстрый уход грозил бы катастрофой на Ближнем Востоке - все это напоминает аргументы, которые использовались для объяснений, почему быстрый уход из Вьетнама приведет к катастрофе в Юго-Восточной Азии.

Поскольку крепость Белого дома закрыта для тех, кто сомневается в мудрости его политики, ходят слухи о том, что хотя бы в Пентагоне есть люди, считающие, что надо быстро уйти с "войны", которую нельзя выиграть. Эти слова никто не смеет произносить в присутствии истинно верующих, придворных и псевдовоинов, которые настаивают, что к обещаниям, данным "избранным монархом", как называл президента Теодор Рузвельт, надо относиться серьезно.

Джордж Буш в большей степени, чем Франклин Рузвельт и Рональд Рейган, тоже пытавшиеся изменить мировой порядок, утверждает, что не бывало более опасных времен, чем нынешние, и более подходящего периода для фундаментальных изменений во всем мире. В президентской версии истории опасность, которую представляли Адольф Гитлер и Иосиф Сталин, меркнет по сравнению с угрозой, которую представляют террористы. Военная политика, которая привела к победе над нацизмом, и дипломатические стратегии, которые способствовали гибели СССР, не упоминаются монархом, вознамерившимся создать "новый мировой порядок". Буш старательно избегает этого выражения, напоминающего о его незадачливом отце.

Многие в Вашингтоне знают, что стратегий для достижения целей, поставленных президентом 20 января, не существует. Американское представление о радикальном исламе остается примитивным. Администрация Буша не предприняла ничего, похожего на попытки понять СССР во времена Гарри Трумэна, Дуайта Эйзенхауэра, Джона Кеннеди, Линдона Джонсона, Ричарда Никсона и Джеральда Форда. Федеральное правительство не обращалось к независимым аналитическим центрам и университетам с просьбой обсудить контекст внешней политики, изменившийся в результате последних событий. Америка когда-то гордилась тем, что учила мир контролю над вооружениями, тем, что ее знания помогали сдерживать СССР. В том, что касается терроризма, ничего похожего нет.

Тем, кто помнит времена, когда зарубежные лидеры могли влиять на американскую внешнюю политику, очевидно, что таких государственных деятелей сегодня не существует. Попытки премьер-министра Тони Блэра повлиять на президента США не приносят результатов. Мнение лидеров Франции, Германии, России, Китая и Японии мало что значит для тех, кто служит Бушу, и традиционные альянсы страны под угрозой. Ситуацию не изменило то, что Америке удалось привести большое количество иракцев на избирательные участки 30 января.

У администрации вошло в привычку предсказывать трудности и катастрофы, а затем заявлять, что она предотвратила их благодаря своей твердой решимости. И все же, когда видный ученый Джон Льюис Гэддис пишет в журнале Foreign Affairs, что перед президентом стоит задача показать себя Бисмарком наших дней, сменившим политику "шока и ужаса" на политику "внимания к деталям", ясно, что Буш еще не истощил терпение, зарегистрированное на ноябрьских выборах, даже в академических кругах.

Мифы о нынешнем президенте на порядок превосходят мифы о недавних президентах, чьи таланты иногда преувеличивали. Его придворные, специалисты по пропаганде, полностью контролируют ситуацию.

И все же в столице империи не меньше, чем за границей, ставят под сомнение достижения Буша в период первого срока. Авгуры второго срока, учитывая опыт большинства президентов XX века, редко бывают благосклоннее. Может быть, Буш и выберет пути, отличающиеся от прежних, но все указывает на то, что он будет упорствовать в своих утопических фантазиях.