Не будем обманывать сами себя. Тем, кто, как я, сказал конституции "да", не советую недооценивать значения французского "нет": оно свидетельствует о глубоком явлении континентального масштаба. На первый взгляд, большинство, сказавшее "нет", аморфно и внутренне неоднородно. За ним стоят самые разные тревоги, проявления недовольства разного свойства, предубеждения ультраправого и левацкого оттенков.

В действительности эта пестрая мешанина - признак силы. Сказавших "нет" не пугает отсутствие единства в собственном лагере: они сражаются против. "Нет" рушит все "до основанья". Антилиберальное, антиамериканское, настроенное против иммигрантов с Юга и особенно с Востока, испытывающее тошноту от брюссельской космополитической бюрократии, оно объявляет войну польским конкурентам и балтийским хищникам - не забывая и про будущих турецких захватчиков.

"Нет" стоит на страже границ бывшего Содружества. А потому официальный референдум по конституции незаметно превратился в неофициальный "ретроспективный" референдум против расширения Союза с 15 до 25 членов. Французы, которые обычно не проявляли активности на европейских парламентских выборах, демонстрировали свой евроскептицизм. Те же французы, сказавшие "нет" 29 мая, становятся евронигилистами. Говорить о братстве уже не приходится.

Есть еще более серьезное обстоятельство: те же самые фобии, на которых держится "нет", демонстрируют и официальные сторонники "да". Разве не президент Ширак во время ссоры из-за Ирака надменно заявил, что у стран Восточной Европы есть только одно право - "помалкивать"? Навязчивая идея французской дипломатии - создать "Европу-державу" в противовес американской "сверхдержаве". Это мечта не о европейской Европе, а о Европе французской. Ось Париж - Берлин - Москва - вот ее становой хребет. Варшаве и Брюсселю остается только держаться крепче. Они станут жертвами провала референдума.

Лучше Путин, чем Буш! Как можно упрекнуть французского избирателя в том, что он оказался более последовательным, чем г-н де Вильпен? Все знают, что Европа "двадцати пяти" в большинстве своем отказывается разыгрывать карту Москвы и Пекина против Вашингтона. Значит, к черту эту Европу "двадцати пяти"! Выступая за ширакизм без Ширака, социалистические певцы отказа - Фабиус и Эмманюэлли - подкрепляют эту топорную геополитику популистскими аргументами. Они размахивают пугалом демпинга и массовой иммиграции. Польский водопроводчик отнимает у нас работу? Эстония крадет у нас наши заводы? Давайте устроим Ялту-2 и захлопнем дверь перед носом молодых демократий европейского Востока!

Свобода внушает страх. Слово "либерал" стало во Франции худшим оскорблением. Конституция? Это либеральный намордник, говорят ее противники. Это барьер против либерализма, говорят ее сторонники. Долой Спинозу, Канта, Адама Смита и Поппера! Либерал - это враг. Мы расплачиваемся за десятилетия обмана и иллюзий. Франция живет в условиях глобализирующейся рыночной экономики, а говорит о социализме и о нации.

Нормально, когда избиратель следует по пути, провозглашенному в речах ораторов. Недавно французский президент заявил своим ошеломленным коллегам: "Либерализм - такая же вредная идеология, как и коммунизм, и, подобно коммунизму, он ведет в тупик"! "Элитная Франция" - и сторонники "да", и сторонники "нет" - зовут на борьбу с либеральным людоедом. "Народ" смелеет, решает расправиться с чудовищем и приносит "да" правящих элит на алтарь их непоследовательности.

Мне возражают: 10% безработных, 11% бедных - вот что объясняет распространение ксенофобии и нигилизма, вот что вызывает ненависть к парламентаризму или обвинения в адрес польских рабочих. Нет! Этот кризис - вовсе не экономический и не социальный: в основном это кризис наших душ. Табу исчезают. Тормоза, блокирующие ненависть к другому, прежде всего к иностранцу, ослабли. Во время этой кампании я слышал социалистических лидеров, так поносивших рабочих из других европейских стран, как до них это умели делать только ультраправые. Я видел Жан-Пьера Шевенмана, который орал про "олигархов из Брюсселя", пользуясь путинской лексикой. Я был свидетелем бредовых восхвалений французской земли, от которых веяло прошлым - причем самыми позорными страницами нашей истории.

Экстремистские проявления приобрели некий налет респектабельности благодаря выступлениям социалистических лидеров из лагеря "отрицателей". В 1992 году, в эпоху Маастрихта, расколотый электорат правых депутатов чуть не провалил европейский проект. На этот раз все ломает левый электорат - об этом свидетельствуют цифры. Во Франции 40% избирателей настроены антиевропейски и антидемократически. Оставшуюся часть составляют сторонники Фабиуса.

Тон и стиль двухмесячной жестко идеологизированной кампании, в которой доминировали штампы XIX века, из революционной фразеологии почерпнули ее архаичный манихейский дуализм. Какая она, эта конституция - "социальная" или "либеральная"? Это был главный вопрос всей дискуссии. Всем нравилось противопоставлять "свободную и честную конкуренцию" "социальной защите". Читай: либо джунгли рынка, либо спасительный этатизм. Мертвый хватает живого, пятьдесят лет европейского строительства пошли насмарку.

Худо-бедно, за последние полстолетия христианские демократы, которых сменяли социал-демократы, доказали, что экономическая эффективность и забота о социальной сфере отнюдь не исключают друг друга и могут сочетать свободу, процветание и солидарность. В гораздо худших условиях, чем сегодняшние, этот курс возродил Европу из руин и превратил ее во вторую по экономической мощи державу мира - и даже в первую, если судить по уровню благосостояния. Теперь с этим покончено! Ни в Германии, ни во Франции левые партии уже не хотят заниматься "социальной рыночной экономикой".

Повторяя допотопные штампы, лидер германских социал-демократов Франц Мюнтеферинг ополчается в Берлине против "саранчи" международного капитала, грабящей труженика-производителя. Он делает ставку на антиамериканизм и антикапитализм, пытаясь избежать грядущего поражения на выборах. Метаморфоза, произошедшая со Шредером, бывшем "другом хозяев", напоминает поворот на 180 градусов, который сделал Фабиус - бывший либеральный премьер-министр, оппортунист и далеко не большевик.

Успех французского "нет" и демагогия европейских социалистов - результаты морального и духовного упадка. Если бы существовала альтернатива этой ситуации, подобное банкротство разума и доброты имело бы последствия сугубо локальные (падение "красно-зеленого" правительства в Германии) или забавные (французский нарциссизм был бы поднят на смех). К сожалению, ни одна политическая сила - ни в Берлине, ни в Париже - не признала, что самым крупным событием последних месяцев была "оранжевая революция", то есть - пусть меня простят - освобождение 50 миллионов европейцев, восставших против посткоммунистического деспотизма.

Европейская идентичность - это тот ветер свободы, который с невиданной прежде силой дует между Киевом и Тбилиси. Франция, родина прав человека, сегодня боязливо поеживается, а гордые народы берут на вооружение те слова, о смысле которых она забыла, хотя они висят на французских избирательных участках - "Свобода, равенство, братство".