Суд над Михаилом Ходорковским продемонстрировал политическую услужливость российской правовой системы

Процесс по делу Михаила Ходорковского и его осуждение практически на максимально возможный срок продемонстрировали политическую услужливость российской правовой системы. Вообще-то - такова официальная позиция - судебная реформа 2002 года должна была укрепить независимость юстиции, усилить бремя доказывания для прокуратуры и защитить права обвиняемых. Однако реформа споткнулась об инерцию советской системы и любовь правящего класса к манипуляциям. Суды в России в решении политических и экономических проблем продолжают оставаться услужливыми приспешниками - идет ли речь о получении контроля над предприятием, как например, над нефтяным концерном Ходорковского ЮКОС, о снятии с выборов оппозиционного кандидата или о сокрытии за обвинительным приговором непрофессионализма либо нарушения законодательства со стороны милиции и прокуратуры.

В офисе московской организации "Общественный вердикт" пресс-секретарь подводит посетителей к стеллажу с жутким собранием юридических курьезов, которые, к сожалению, не являются редкостями. Он указывает на фамилии, написанные на корешках папок, и рассказывает при этом о женщине, которая была изнасилована прокурором, о пытках в следственных изоляторах, о неопытных и беззащитных заключенных - жертвах, благодаря которым милиция лакирует свою статистику раскрываемости убийств.

Согласно опросам, около 80% россиян не верит в справедливость правосудия. Судьи в их глазах олицетворяют собой власть и ее произвол. "Здесь люди не скажут, как на Западе: "Я обращусь в суд", - комментирует расхожую точку зрения председатель организации Татьяна Таубина. - Они скорее пригрозят: "Я сообщу куда следует". В приверженности к распространению порочащих сведений Таубина видит "старый дух". В представлении многих людей, говорит она, индивидуум - это всего лишь винтик в государственной машине, все равно все решают чиновники.

После последней реформы независимость судей можно найти разве что в учебниках. Президент Владимир Путин назначает председателей судов и их заместителей вплоть до самых низших судебных инстанций. Члены квалификационной коллегии, которые утверждают судей в должности и увольняют их, вскоре тоже будут встроены в путинскую вертикаль власти.

Система базируется на зависимости и возможности манипулирования, на принципе кнута и пряника. Председатель суда распределяет дела, выдает судьям премии и выделяет квартиры. Он может уволить своих коллег или навесить на них столько дел, что хронически перегруженный судья будет постоянно допускать ошибки и не укладываться в отведенные сроки. Таким образом судьи становятся уязвимыми. Между исполнительной и судебной властью сплошь и рядом существует негласное соглашение: одна не обращает внимания на противоправные решения, пока другая судит так, как того желает соответствующее должностное лицо.

Несогласным приходится туго. Новый кодекс чести запрещает судьям комментировать решения коллег. Кто, тем не менее, делает это, быстро теряет свое место. Так случилось с Ольгой Кудешкиной, которая в газетных интервью выступила против распространенной в Москве практики, когда председатель суда на закрытых заседаниях диктовал судьям приговоры, заранее составленные вместе с прокуратурой. Кудешкина потеряла свое судейское место. За последние пять лет более 80 московских судей вынуждены были уйти, потому что не могли переступить через себя и закон. Обвинение квалификационной коллегии в адрес Кудешкиной звучит как насмешка: своим поведением она поколебала веру общества в независимую и непредвзятую юстицию. Теперь она отстаивает в суде свою правоту и оспаривает свое увольнение.

После распада Советского Союза при президенте Борисе Ельцине было положено начало судебной реформе. В начале 90-х годов в правительстве сидели демократы и "юридические романтики", вспоминает с горькой улыбкой юрист Мара Полякова. Но уже с 1993 года антидемократический парламент затормозил их усилия по формированию независимой системы правосудия. Сегодня 63-летняя Полякова возглавляет Независимым экспертно-правовой совет, где на семинарах, проведению которых содействует Еврокомиссия, и через юридические экспертизы некоторые из бывших реформаторов борются за свои идеалы.

"Многие параграфы судебной реформы Путина 2002 года кажутся на бумаге идеальными. Но заявить можно многое, даже если действительность выглядит совсем по-другому", - говорит Полякова и ссылается на советскую конституцию 1936 года. В ней Сталин формально прописал свободу слова, печати и собраний, а также безупречное избирательное право.

Реформаторские попытки до сих пор не смогли сломить правовую традицию тоталитарной системы. Пусть уже три года ордер на арест должен подписываться не прокурором, а исключительно судьей. Однако судья зачастую оказывается под давлением прокуроров, которые могут завести дело на него или его родственников. Немотивированные ордеры на арест на последующем процессе становятся основанием для вынесения обвинительного приговора, который, в свою очередь, оправдывает их выдачу.

Повсеместное введение судов присяжных тоже привело к противоречивому результату: юстиция, приближенная к народу, к негодованию многих судей, которые считают, что они находятся на переднем крае борьбы с преступностью, повысила процент оправдательных приговоров на 15-20%. Тем самым он приблизился к сопоставимым западноевропейским цифрам. Ведь до того 99% процессов в России заканчивались обвинительным приговором.

Однако участие присяжных в судебном процессе продолжает оставаться исключением. Кроме того, чиновники от юриспруденции быстро научились манипулировать назначением присяжных заседателей таким образом, что коллегия по меньшей мере наполовину оказывается избранной из приверженцев твердой руки государства - из ветеранов милиции, армии, прокуратуры или ФСБ. Против агентов, просочившихся в присяжные заседатели, у защиты нет никаких шансов, ведь их деятельность считается государственной тайной. Присяжные снова приближаются к советскому идеалу народного заседателя. В народе их называют "подпевалами".