На ежегодной встрече каждое лето лидеры богатых стран мира обещают решить какую-то острую глобальную проблему - и обычно не выполняют это обещание. Саммит "большой восьмерки", который будет проходить в этом месяце в России, поднимает планку государственной мысли на новый уровень. Лидеры мировых держав сделали основной темой энергетическую безопасность. Однако, судя по тому, что они говорят и делают, они не всегда понимают суть предмета.

Для многих американских лидеров энергетическая безопасность означает производство энергии дома и минимальную зависимость от иностранных поставок. Однако Соединенные Штаты импортируют три пятых от всей своей нефти и эта доля возрастает. В обозримом будущем альтернативные источники топлива едва ли изменят ситуацию.

Для Китая, который не входит в G8, но участвует в некоторых встречах саммита, энергетическая безопасность означает покупку долей иностранных нефтяных месторождений - в Судане, Нигерии, Анголе и так далее. Однако все это не обеспечивает Китаю большей безопасности. Если разразится геополитический кризис, китайские танкеры могут оказаться заблокированными в открытом море. Обладание куском африканского нефтяного пирога в такой ситуации их не спасет. При отсутствии кризиса инвестиции в Африку также не выглядят наиболее целесообразными: Китай может покупать нефть на мировом рынке.

Для России, которая выдвинула эту тему в качестве приоритетной для обсуждений на саммите G8, энергетическая безопасность имеет еще одно, третье значение: ограничение иностранных инвестиций в российские нефтяные и газовые месторождения. Однако это является зеркальным отражением ошибки Китая. Точно так же, как энергетическая безопасность Китай не повысится благодаря африканским запасам, безопасность России не пострадает, если иностранцам разрешат владеть российскими запасами. В случае кризиса Россия сможет контролировать свои месторождения с помощью военной силы. Если кризиса не будет, то государство сможет получать налоги и сборы от иностранных компаний, как и от российских.

Следовательно, эта национальная концепция энергетической безопасности лишена смысла. Как писал недавно Дэниел Йергин в Foreign Affairs, реальная энергетическая безопасность требует оставить в стороне фантазии об энергетической независимости и пойти навстречу взаимозависимости.

Взаимная энергетическая зависимость на самом деле может положительно отразиться на энергетической безопасности: взгляните хотя бы на рынок природного газа. В настоящее время почти весь газ, потребляемый США, поступает с американских и канадских месторождений. Всего 3% приходит в страну танкерами в форме сжиженного природного газа. Это делает Соединенные Штаты крайне уязвимыми в случае возникновения каких-то проблем на континенте. Если террористы или ураган выведут из строя ключевую линию трубопровода, будет очень трудно наладить альтернативные поставки из-за пределов Северной Америки, а цены подскочат вверх. Покупая больше сжиженного газа из различных иностранных источников, США уменьшили бы свою энергетическую независимость, но могли бы повысить при этом энергетическую безопасность.

По разным причинам нефтяной рынок также демонстрирует, что лидеры должны прийти к принятию взаимозависимости. Поскольку нефть продается по всему миру, приостановка любых поставок повлияет на цены в США: националистическое мышление здесь неуместно. Если произойдет взрыв на китайском месторождении, обслуживающем китайских потребителей, это вынудит Китай закупать больше нефти на мировом рынке и тем самым вызовет рост мировых цен: в результате пострадают американские водители. Таким образом, энергетическая безопасность Китая не соперничает с энергетической безопасностью США, как это заложено в модели накапливания ресурсов. Китайская энергетическая безопасность является частью американской энергетической безопасности.

Точно такая же ситуация с причитаниями по поводу стратегических запасов нефти в США. Идея громадных бункеров, заполненных нефтью, греет чувство национальной самодостаточности: к чертям иностранцев, мы можем позаботиться о себе сами! Но это иллюзия. Если США освободят свои нефтяные резервы, то преимущества распространятся на весь мир, поскольку на это отреагируют мировые цены на нефть. Чтобы оказать существенное влияние на эти цены, США нуждаются в участии Европы и стран Азии, которые должны скоординировать шаги и выпустить нефть из своих хранилищ: стратегические запасы нефти - это вовсе не инструмент национальной самодостаточности, а инструмент многосторонней политики. Назрела насущная потребность присоединить крупные развивающиеся экономики к Международному энергетическому агентству, координирующему резервы богатых стран.

Что можно сказать об отношениях США с энергетическими поставщиками? Здесь-то модель национальной конкуренции, безусловно, уместна? Эмбарго на арабскую нефть в 1973 году показало опасность конфликта между поставщиками и потребителями, а приостановление российских поставок газа Украине зимой демонстрирует, что возможность эмбарго сохраняется. Однако поставщики знают, что жесткая тактика - верный способ спровоцировать поиски альтернативных источников топлива. Именно поэтому Россия, используя энергетику в политических целях, чаще предлагает субсидированные поставки, чем отказывается предоставлять их вообще. Угроза эмбарго нефтяных государств, таким образом, меньше, чем угроза вспышек насилия со стороны негосударственных образований - восстания в нефтяной дельте Нигерии, удара "Аль-Каиды" в Саудовской Аравии. Таким образом, энергетическая безопасность производителя не должна заключаться в конкурировании с потребителем. Они взаимозависимы.

Если саммит G8 сможет донести мысль о целесообразности взаимозависимости, он принесет всем пользу. Но националистическая концепция энергетической безопасности не просто бессмысленна - она опасна. Провоцируя конкурентную борьбу за ресурсы, которая может перерасти в конфликт, подобные идеи о безопасности только усиливают опасность.