Американский писатель российского происхождения - автор романа "Абсурдистан", вошедшего в десятку лучших литературных произведений 2007 года по версии The New York Times

С литературной точки зрения XIX век был веком России, тогда как XX век был веком США благодаря конфессиональным романам еврейской общины. Гари Штейнгарт, родившийся в Ленинграде в 1972 году и в семилетнем возрасте переехавший в Квинс, черпая вдохновение из обоих источников, возродил жанр сатиры и рассказал о жизненном опыте молодого русского иммигранта на нью-йоркской земле. Его второй роман "Абсурдистан" - очень смешная, саркастическая и кошмарная одиссея толстого и избалованного сына русского олигарха, пытающегося раздобыть фальшивый паспорт в одной из коррумпированных республик, - вошел в число лучших романов 2007 года по версии The New York Times.

- Ваша семья уехала из России, когда вам было 7 лет...

- Все, кто мог, тогда уезжали. Моя мать сначала сопротивлялась, но я помню, как мы отдыхали в Ялте, в самой что ни на есть чеховской обстановке, и к нам подошла плачущая женщина, сын которой, солдат, лишился почки после побоев в армии. Это ее убедило.

- Потом вы привыкли?

- Мне было очень трудно. Во-первых, потому что мне нравилась моя родная страна: я любил играть в прятки у подножия памятника Ленину, ходить в Военно-морской музей и Эрмитаж... Во-вторых, потому что мы жили в изоляции от внешнего мира, дома говорили только по-русски, в библиотеке были только русские авторы. Все изменилось, когда дома появился первый телевизор.

- Вы беспокоитесь за вашу родную страну?

- Кого сейчас беспокоит Россия? Это просто гигантский поставщик природного газа и нефти, но сама страна мертва, взять хотя бы ничтожные показатели рождаемости. Но у России есть самая выдающаяся проза XIX века, без которой не понять современную литературу. В некотором роде, от Тургенева до Набокова мы создавали смысл англоязычной литературы.

- Своей первой книгой "Путешествия русского дебютанта" вы заполнили существовавший вакуум.

- Я первым опубликовал роман о том, что значит быть русским иммигрантом моего поколения, живущим в США. Были книги обо всех диаспорах: доминиканской, индийской, китайской, но не русской. Мне было неловко, потому что я предлагал не приятный, а саркастический взгляд, я смеялся над своими, как будто копался в нашем грязном белье.

- Как у вас в голове возникла республика Абсурдистан?

- В основном после безумных впечатлений, пережитых во время поездок. Однажды я приехал в уголок Грузии, некогда бывший чем-то вроде балтийского рая, этакой советской Флориды, и увидел жалкие развалины. В другой раз я провел какое-то время в Баку, нефтяном регионе Азербайджана. Там меня предложили похитить, чтобы получить выкуп от моего издателя, меня хотели продать одной девушке и предлагали жениться на нескольких женщинах. Многое из происходящего в Абсурдистане - простая журналистика.

- И Соединенные Штаты, и Россия подвергаются в вашем романе чудовищному бичеванию и кажутся взаимозаменяемыми.

- Так оно и есть. Когда "Абсурдистан" вышел в России, меня заклеймили предателем родины и прихвостнем янки, но здесь, в Америке, многие критики писали: "Мы живем в Абсурдистане!" При администрации Буша расстояние между двумя странами сократилось. Средний класс исчезает, все контролирует немногочисленная элита, а тех, у кого ничего нет, с каждой минутой становится все больше. Все это видно на одном примере: Дик Чейни посетил Казахстан и на полном серьезе сказал тамошнему президенту, как он восхищается его политической и экономической системой, читай: отсутствием прав человека, нефтяной олигархией у руля и бездейственным обществом. Я в ужасе от того, насколько просто сегодня избавиться от демократии.

- Является ли сатира самым лучшим политическим орудием?

- Она всегда им была, со времен Джонатана Свифта, а затем Гоголя, моего кумира. Она до сих пор жива. В России есть Владимир Сорокин, в США - Джордж Сондерс и многие другие, появившиеся благодаря сочетанию злобности и глупости, которое культивировали старший и младший Буши.

- Главный герой "Абсурдистана", толстый и смешной Миша, вызывает двойственное чувство - жалость и симпатию.

- Делая его ужасно толстым, я обращался к традиции, идущей от Рабле через Обломова к Игнатиусу Рейли. Его габариты играют решающую роль, он похож на ненасытного потребителя всего подряд: Миша пожирает еду, женщин, культурные референции, политические идеи... Но меня, прежде всего, такой размер интересовал как метафора традиционных сверхдержав, которые, будучи крупнейшими мировыми потребителями, считают, что это дает им право учить весь остальной мир, как надо жить.

- Вам нравится полемизировать?

- Если пишешь роман, ты должен кого-нибудь ранить. Иначе это будет жалкий промах.

- Станет ли Обама следующим президентом?

- Надеюсь, потому что Маккейн, несомненно, выиграет у Клинтон. Мы просим его лишь о том, чтобы, придя в Белый дом, он действовал чуть-чуть лучше, чем его предшественник.