Представьте себе Израиль, в котором нет некошерных гастрономов, нет блондинок, отзывающихся на имя "Наташа" или "Таня", и нет погибших солдат по имени Аркадий или Андрей.

С другой стороны, представьте себе Израиль, в котором не одна шестая, а одна треть населения охотнее говорит по-русски, чем на иврите, где крупнейшая ежедневная газета называется "Последние новости" (так звучит в переводе на русский "Едиот Ахронот") и политическим покровителем считается не Америка Джорджа Буша, а Россия Владимира Путина.

Это похоже на настольную игру или сюжет научно-фантастического романа. Но на самом деле историки и политики сегодня все больше интересуются так называемыми контрафактивными утверждениями, то есть возможными сценариями развития событий с том случае, если бы история пошла другим путем. Например, номер журнала Time, посвященный событиям 11 сентября, предложил несколько статей, в которых обсуждаются альтернативные исходы атаки на башни-близнецы. Это возросшее осознание роли случая в истории является признаком незащищенности. После того как величественные учения Гегеля и Маркса потерпели крах, мы остро осознали, что история - не спокойный поезд, который едет, пыхтя, в сторону миллениума, а скорее обезумевший жеребец, который слепо несется к очередному апокалипсису.

Израиль лучше, чем любая другая страна, может оценить, до какого уныния эта мысль может довести. Похоже, мы потеряли ощущение исторического пути. Вместо этого мы ощупью бредем в хаосе исторических случайностей, где маленькие ошибки могут привести к огромным и непредсказуемым катастрофам. Но разве в этой утрате величественных учений нет в то же время своего рода раскрепощения?

Контрафактивные высказывания позволяют нам осознать, что, если в истории царит анархия, она тем самым податлива. Иногда достаточно маленького толчка, чтобы перевернуть огромную гору.

Ни один Эверест не казался более твердо стоящим на земле, чем Советский Союз в 1978 году. Он оседлал мир как колосс бюрократической скуки и геронтократии. Но пока СССР готовился захватить Афганистан и куски Африки, Азии и Латинской Америки, он выпустил некоторое количество своих подданных. Число отпущенных казалось несущественным в глобальном мироустройстве. Если быть точным, их было 28956. Именно скольким евреям разрешили в тот год покинуть СССР. Я была одной из них.

Кто мог подумать, что эта горстка беглецов была предвестником будущего? СССР, пусть неохотно, отпустил часть своих евреев, посчитав, что это капля в море по сравнению с сотнями миллионов, которые по-прежнему были узниками его тюрьмы-утопии. Но эта капля изменила море. Кремлевские правители не просчитали глубину негодования, возникшего среди тех, кого принудили остаться. Спустя 15 лет это негодование поднялось мощной волной, которая смела Берлинскую стену и разрушила самую могущественную империю в мире. Если бы еврейская эмиграция как вопрос защиты прав человека не получил активную поддержку на Западе, под властью СССР до сих пор могла бы быть половина планеты.

Это контрафактивное утверждение должно вдохновить администрацию Буша, которая сейчас пытается представить свою войну с исламским терроризмом как продолжение борьбы с коммунизмом. Можно смеяться над ковбойским мировосприятием Буша, но нельзя отрицать его (или его спичрайтеров) осведомленность в истории: радикальный исламизм действительно является наследником коммунизма, ядовитым утешением для угнетенных, которое обещает справедливость и свободу, но приносит только смерть. Однако в рамках произвольной истории нет гарантии того, что одно и то же средство поможет дважды. Санкции помогли усмирить СССР, но они не обязательно смогут усмирить Иран.

Внутри этого глобального контрафактивного сценария скрывается еще один, который мало что меняет для Америки, но очень важен для государства Израиль. Эти 28956 евреев покинули СССР по израильским визам, но только 12090 действительно направились в Израиль. Не то чтобы они лицемерили, крича "Отпусти мой народ!", просто свобода, к которой они стремились, была скорее индивидуальной, а не национальной.

Но что произошло бы, если бы большинство из них почувствовали, что они смогут осуществить свою мечту в Израиле? Что бы случилось, если бы могучая людская волна алии 1990-1993 годов, состоявшая в основном не из иммигрантов, а из беженцев, была бы встречена уже обосновавшейся значительной русской диаспорой?

Израиль чувствовал бы себя лучше - не только в отношении негласного, но актуального демографического соревнования с палестинцами, но еще и потому, что иммигранты привезли бы с собой образование, профессионализм, конкурентоспособность и глобальное мышление, которого отчаянно недостает в уютном, но провинциальном анклаве, каким является ностальгический "маленький и милый Израиль". Они превратили бы Израиль в более разнообразное и тем самым более жизнеспособное общество.

Однако многие из тех, кто мог бы подарить Израилю свою уникальную личность, предпочли достигать своих личных целей в Соединенных Штатах. А те, кто все-таки приехал в Израиль из сионистских побуждений, часто сталкивались с косностью и предубеждениями, на которые они отвечали собственными косностью и предубеждениями.

В похвалу иммиграции 1980-х годов часто говорят, что она была идеологическая, противопоставляя ее прагматичной иммиграции 1990-х. Но это скорее ее недостаток, поскольку идеология имеет тенденцию "прокисать", а прагматизм действует и обновляется постоянно.

Могло ли быть иначе? Мог ли Израиль предложить нечто большее потенциальным иммигрантам? Мог ли он привлечь их обещаниями свободы и предпринимательскими возможностями, не отказываясь при этом от этики национальной солидарности? Могли ли сабры (евреи, родившиеся в Израиле. - Прим. ред.) великодушно согласиться на то, чтобы стать лишь одной из групп в многоэтническом и многокультурном государстве Израиль, вместо того чтобы быть его осажденной со всех сторон элитой?

Вероятно, нет - слишком многое препятствовало такому исходу. Но подобные контрафактивные утверждения от этого не делаются менее ценными, поскольку напоминают нам об основополагающей свободе - свободе определять наше будущее. У многих людей случайная, произвольная природа истории вызывает ужас. Меня же она чрезвычайно воодушевляет. Чудеса действительно случаются, пусть изредка и не до конца. Исход евреев из рабовладельческой империи Советского Союза был одним из великих чудес в истории.

Британский поэт XIX века Данте Габриэль Россетти написал знаменитую строчку: "Взгляни сюда: зовусь я Быть-могла". Взглянув, мы можем увидеть гримасу отчаяния. Но можем увидеть и улыбку надежды.

Доктор Илана Гомель - старший преподаватель английской литературы Тель-Авивского Университета