На протяжении многих лет Ясир Арафат был персонажем самых ужасных анекдотов.

Возвращается Арафат в 1994 году в сектор Газа с триумфом после подписания Ословских договоренностей с Израилем. Палестинцы обсуждают, что надо бы приветствовать председателя на палестинской земле салютом из 21 залпа. Один нетерпеливый кадет поднимает руку: "Что будет, если мы уложим его с первого выстрела?"

Израильские шутки еще более черны. Согласно одной из них, Арафат приходит к предсказательнице судьбы, которая прослеживает всю его жизнь. "У меня для вас странная новость, - говорит она. - Вы умрете в день крупного еврейского праздника". Арафат, удивленный, размышляет о превратностях судьбы, которая после прожитой им бурной жизни заставляет его умирать в день еврейского праздника. "Дело в том, господин председатель, что любой день, в который вы умрете, станет большим еврейским праздником".

Очень долго казалось, что такой день никогда не настанет. Арафат был квинтэссенцией живучести. Он пережил попытки покушений, высылку ООП из Иордании в сентябре 1970-го, катастрофу самолета над ливийской пустыней и даже вторжение Ариэля Шарона и Менахема Бегина в Ливан в 1982 году с целью его вытеснения. Однако теперь, когда старичок лежит на предсмертном одре далеко от Палестины, настало время подумать о его наследии.

Грубость шуток свидетельствует о границах прожитой им жизни и решениях, которые он принимал. На самом деле, самая худшая и жестокая арафатовская шутка - это государство, в котором он оставил свой народ. Точнее, полное отсутствие государства.

Это говорится не для того, чтобы приуменьшить исторические достижения Арафата: он спас палестинцев от безвестности и выпестовал их национализм. Он дал Палестине громкое имя, и он определенно опроверг тот факт, что такого понятия, как палестинцы, не существует. Арабские лидеры, которые доверяли ему, были вынуждены приспособиться к нему, и даже израильский "Ликуд" оказался готов вести с ним дела.

Однако историки верно оценивают важность Арафата в эволюции современного террора. Арафат - это пионер террора, он и его помощники умело - кровь стыла в жилах! - использовали телевидение, чтобы рассказать миру о палестинской борьбе, а палестинцам - о мужестве молодых боевиков "Фатх".

До нынешнего века "священного террора" национальный терроризм часто использовался для привлечения внимания. Так, на счету светских палестинских националистов угоны самолетов и захват в заложники израильских олимпийцев в Мюнхене. Как замечает Брайан Дженкинс, эксперт по терроризму, террористы эры Арафата жаждут, чтобы на них смотрело как можно больше людей, а не убивать как можно больше людей.

Арафатовский тип вооруженной борьбы привел его на лидерский пост, и даже его палестинские критики никогда не рисковали отодвигать его в сторону. Когда была создана ООП, ею руководил Ахмад аль-Шукейри, саудовский дипломат, и ООП была инструментом арабских государств. Однако региональные условия вскоре сделали сложным использование ООП в качестве пешки. После Шестидневной войны 1967 года, в которой арабские государства, обещавшие уничтожить Израиль, были побеждены, группа Арафата в ООП, "Фатх", казалась единственной арабской силой, противостоящей Израилю. Арафат отодвинул аль-Шукейри, захватил контроль над ООП и с тех пор не ослаблял своей хватки.

Его самой большой уступкой стало учреждение поста премьер-министра под мощным американским давлением с требованием начать борьбу с терроризмом и коррупцией. Его первым назначенцем стал Махмуд Аббас, ориентированный на реформы, которого Арафат быстро смел с пути и которого бросил Шарон, а его преемник, ветеран ООП Ахмед Куреи, придвинулся поближе к Арафату.

Долгожительство Арафата, даже в таком регионе, как Ближний Восток, где лидеры чрезвычайно неохотно расстаются со властью, сделало его своего рода пережитком века прошлого. Когда Арафат установил контроль над ООП, президентом был Линдон Джонсон. Арафат пережил Никсона, Форда, Картера, Рейгана, Буша-старшего и Клинтона, и если бы не 100 тыс. голосов из Огайо, он пережил бы и Буша-младшего. К тому же он пережил Джамаля Абдель-Нассера в Египте, Хафеза Ассада в Сирии и короля Хусейна в Иордании.

Арафат был террористическим виртуозом и превратился в символ, однако дипломатом он был никудышным. В 1990-х, после того как Саддам захватил Кувейт, Арафат поддержал иракского диктатора, хотя тот угрожал традиционным финансистам ООП - государствам Персидского залива. Возглавляемая США коалиция поставила Египет, Саудовскую Аравию и Сирию на сторону победителей. Арафат остался в изоляции.

В это время взрыв первой интифады в 1987 году сменил центр тяжести в палестинской политике со ссыльных потомков беженцев 1948 года на жителей Западного берега и сектора Газа, которые жили под израильской оккупацией с 1967-го. Арафат, опасаясь, что у него кончатся деньги или что он потеряет свое влияние, решил бросить кость, признать Израиль, объявить, что он осуждает террор и позволить своим заместителям вести переговоры по Ословским договоренностям.

Заключив их, Арафат, казалось, перешел Рубикон. Логика Осло заставляла предположить, что коренное чаяние беженцев 1948 года никогда не будет удовлетворено. Не будет возвращений в брошенные дома в Яффе, а будет лишь возвращение в мини-государство на Западном берегу и в секторе Газа. Иерусалим в лучшем случае будет разделен. Арафат пошел на эти уступки.

После вспышки второй интифады Арафат решил лететь на гребне волны насилия, а не обуздывать палестинский террор. Он чувствовал нарастающее недовольство палестинцев израильскими поселениями, темпом Ословского процесса и коррупцией своего собственного круга.

Когда исламисты из "Хамас" и "Исламского джихада" начали все чаще обращаться к терактам-самоубийствам, за ними последовали ставшие более радикальными, но все еще светские националисты "Фатх". Арафат не много делал для того, чтобы остановить их. Эта резня лишила оружия "Аводу", партнера Арафата по переговорам в Осло, и уничтожила надежду на мир в ближайшем будущем, а Арафат остался один на один со своим старым противником, Шароном.

Арафат гениально манипулировал палестинским общественным мнением, однако его действия в отношении Израиля никуда не годились даже в лучшие времена мирного процесса. К несчастью для него, земля, которую он хотел, была у израильтян.

Долгая жизнь, но до конца не реализованная. Ни один другой палестинский лидер его эпохи не был так близок к заключению продолжительных исторических договоренностей и к примирению с реальностью существования и мощи Израиля. Аббас или другие потенциальные преемники могут быть заинтересованы в сделке, однако эти совершенно прозаические фигуры столкнутся со сложностями в том, как представить эту сделку своему народу.

Наследие Арафата просто: он жил ради палестинского государства. Если бы он был другим типом лидера, то он умер бы уже в собственном государстве.