Какие выводы нам следует сделать из освобождения Ираном 15 моряков и морских пехотинцев и из всего противостояния?

Заявление президента Ахмадинежада о его "подарке" Британии захватило Даунинг-стрит и министерство иностранных дел врасплох. Похоже, все произошло без формальных соглашений, хотя два дня ходили слухи, что освобождение Ираком на этой неделе иранского дипломата может быть частью сделки. Многие предлагали сделать ее частью и разрешение иранскому консульству контактов с еще пятью иранцами, содержащимися под стражей в Северном Ираке.

Но эти предложения выглядели как атрибуты отчаянной попытки нащупать параметры сделки, в то время как главный вопрос оставался без ответа: чего на самом деле хочет Иран? Британские чиновники, неудовлетворенные попытками определить иранцев, с которыми надо говорить, с самого начала спотыкались об ответ.

Президент Буш, которого Тони Блэр в конце концов пригласил к разговору, назвал 15 моряков и морских пехотинцев "заложниками", но описал конфликт в терминах торга, как если бы Иран добивался конкретного вознаграждения. Если бы это был главный мотив, несколько иракских жестов вокруг арестованных дипломатов были бы слишком неловкими, чтобы привести к освобождению (и в любом случае Ирак пренебрегает международными обязательствами, отказывая в доступе консула, как делал и Иран в последние две недели).

В данном случае Ахмадинежад даже не размахивал в воздухе обещанием Британии не входить в иранские воды - другим призом для спасения лица, который могли предложить ему британцы. Будучи шоуменом, он обошелся полной внезапностью объявления и раздачей медалей пограничникам, захватившим британцев.

Решение освободить моряков говорит нам три вещи о режиме в Тегеране. Во-первых, на самом верху - имеется в виду верховный лидер аятолла Али Хаменеи - он не хочет ввязываться в серьезную драку с Западом. В нынешней ссоре нет ничего похожего на 444-дневный кризис с американскими заложниками, начавшийся в 1979 году, когда революционный режим пытался сформулировать свои идеалы и сплотить иранцев вокруг них. На этот раз Иран, похоже, смутила поддержка, полученная Британией.

Во-вторых, хотя мы до сих пор не знаем, кто отдал приказ о захвате, режим находится в смятении и в состоянии внутреннего конфликта, как показали противоречащие друг другу сигналы о наличии у Ирана намерения освободить Фэй Терни.

В-третьих, он обставил этот конфликт так, чтобы это было полезно дома. Возможно, он не получил большого осязаемого выигрыша, но и не был унижен. Многие простые иранцы приняли версию, что катер находился в иранских водах; многие высоко оценят Ахмадинежада, сначала противостоявшего Британии, а затем проявившего великодушие.

Это ключ к вопросу о том, чего хотел Иран - уважения и признания его силы. Трудно преувеличить его глубокую веру в свое право участвовать в управлении Ираком и регионом в целом, в силу его размеров и долгой государственной истории на территории, где в прошлом веке границы стран определялись линиями, проведенными на песке. Многие иранцы воспримут этот эпизод как подтверждение статуса, даже если в Британии он может казаться уступкой. Тони Блэр тоже вышел из кризиса, сохранив лицо. Переход от малозаметных контактов к арене Совета Безопасности ООН, а затем новое, продуманное возвращение к тайным переговорам с Тегераном были рискованными. Он мог показаться слабым, и это привело бы к эскалации конфликта. Но это, похоже, дало Тегерану именно такой толчок и такое предупреждение, какие были нужны.

Развязка, кроме всего прочего, многое говорит о ценности недавних британских предложений Сирии - режиму, который оказался важнейшим посредником в последние две недели.

Хотя эпизод завершился мягко, он знаменует собой большой шаг назад в отношениях Ирана с миром. Инстинкты режима, толкающие к конфронтации, срабатывают гораздо быстрее, чем надеялись те, кто пытается бороться с ним - и по поводу Ирака, и по поводу ядерных амбиций. Мы не можем рассчитывать, что Иран отдаст ядерные центрифуги с такой же легкостью, сделав второй "подарок" делу гармонии.