Постановка оперы Модеста Мусоргского "Борис Годунов" на сцене Мариинского театра не произвела ожидаемого впечатления на корреспондента The New Yorker Юлию Иоффе.

Она пишет: "Режиссер Грэм Вик, британец, так старался втиснуть оперу в канву нынешней политической ситуации, что совсем потерял нить. Там, конечно, были политические параллели, которыми он мог поиграть: поднаторевший в своем деле, но не совсем легитимный правитель? Есть. Народные волнения? Безусловно. Но кто такой, к примеру, терзаемый тревогой Борис Годунов? Если это Путин, то кого тогда Путин убил, чтобы взойти на трон? И почему он в начале действа пинает лежащий на полу большой позолоченный советский герб? Может быть, это скорее Борис Ельцин, который распустил Советский Союз? И кого он убил? А кто такой этот Лжедмитрий? У антипутинских протестов еще нет настоящего лидера, замечает Иоффе и продолжает: "Да, это мощное зрелище, когда ОМОН в характерной голубой форме обрушивает град ударов на поющих манифестантов. Но почему эти манифестанты просят хлеба, хотя ядро московских протестов составляют белые воротнички и верхушка среднего класса? И почему даже не имеющее оправдания насилие со стороны полиции, которое вроде бы должно было прозвучать столь правдоподобно, получилось таким эмоционально выхолощенным?".

Во-первых, опере, по мнению Иоффе, не пошла на пользу шумиха, созданная вокруг нее с самого начала участниками московских акций протеста, "которым страстно хочется услышать отголоски своего бунта хоть где-нибудь за пределами их относительно узкого круга". Кроме того, Вик мог просто не до конца разобраться во всех нюансах политической ситуации, которую инсценировал, пал жертвой стереотипов. Левак из поколения бэби-бума, он не смог отстраниться от западных клише, которые, в частности, предполагают неверное, с точки зрения автора статьи, сравнение московских протестов с событиями "арабской весны".

В качестве положительного контрпримера журналистка указывает на постановки Кирилла Серебренникова, а именно на "Золотого петушка" и "Трехгрошовую оперу". Серебренников работает "в лучших традициях российской политической сатиры и тонкого издевательства над власть имущими". Возможно, в силу погруженности Серебренникова в "атмосферу политической одержимости, царящую среди московской культурной элиты, он знал, что ему не нужно выводить на сцену ОМОН или кого-то избивать, чтобы публика уловила все заложенные им в пьесу аллюзии. Он знал: тайное подмигивание и фигу в кармане зрители не пропустят".