По мнению журналиста Neue Zürcher Zeitung Дирка Пильца, молодой швейцарский режиссер Мило Рау в прошедшие выходные не столько повторил ход процессов по делу выставок "Осторожно, религия!" и "Запретное искусство", а также по делу Pussy Riot, сколько заново создал ситуацию показательного процесса с открытым исходом. "Как режиссер, он выбрал участников, но не предписывал им текста и не придумывал персонажей. Он задействовал семерых присяжных, представляющих срез московского общества - от строго православного пасечника до либерального владельца фотостудии. В воссозданном зале суда они следили за ходом процесса, в центре которого стояли вопросы о том, подпадают ли две выставки и выступление Pussy Riot под действие уголовного права, собирались ли художники оскорблять чувства верующих и что разрешено искусству в России", - описывает Пильц.

"В роли судьи выступала кинокритик Ольга Шакина. Роль защиты художников сыграли арт-критик Екатерина Деготь и юрист Анна Ставицкая, занимавшая ту же роль в настоящих процессах по делу "Осторожно, религия" и "Запретное искусство". На стороне обвинения выступал Максим Шевченко - один из самых известных прокремлевских тележурналистов, а также оппозиционный юрист правозащитного центра "Мемориал" Максим Крупский. Только Крупский - как ни странно - во время процессов выражал не свое мнение. В остальном все действовали в своих собственных интересах", - продолжает Пильц.

По словам Пильца, процессы начались с кратких заявлений художников и философов. Так, "философ Михаил Рыклин говорил о том, что в России сейчас ведется настоящая "кампания ненависти" против "опасного" современного искусства". Однако "в центре "московских процессов" стояли перекрестные допросы приглашенных свидетелей представителями защиты и обвинения. Присутствовали как радикальные православные активисты, так и художница Татьяна Антошина или активистка Pussy Riot Екатерина Самуцевич. Она еще раз повторила, что выступление в соборе было протестом против путинского "клерикального государства", а не выпадом против чувств верующих".

"Быстро стало понятно, что "Московские процессы" затрагивают основу российского общества - его явно неопределенное самосознание. Отчетливо проявились конфликты, касающиеся отношений между Церковью и государством, искусством и религией. Зачем нужно современное искусство? Разве чувства верующих более достойны защиты, чем чувства художников? Должно ли государство быть нейтральным в вопросах искусства? В чем ценности российской нации?" - пишет Пильц.

"Мило Рау удалось сделать редкую вещь: он открыл форму политического искусства, освободившуюся от прямолинейной педагогики. В отличие от многих проявлений политического театра, для него сцена - не моральная, я интеллектуальная инстанция в лучшем смысле этого слова: она принимает участников и зрителей всерьез и позволяет им думать самостоятельно", - отмечает Пильц.

По его словам, "уродливая российская действительность дополнительно подыграла ему": на третий день проверить документы режиссера пришли сотрудники ФМС, позже зал штурмовали пятеро казаков, быстро покинувшие помещение, появилась и уехала полиция. "Для Мило Рау двухчасовой перерыв представлялся "типичными событиями" в стране, практически не пытающейся скрыть гримасу диктатуры", - комментирует Пильц.

"В этом отношении симптоматичным оказался и приговор присяжных в конце "Московских процессов": трое из них признали художников виновными в разжигании религиозной ненависти, трое - невиновными, один воздержался. Формально процессы закончились освобождением художников. Однако решающий момент состоит в том, что эти три дня выявили опасный внутренний раскол российского общества", - заключает Пильц.