"Хаменеи хочет расколоть Запад, мы просили его о переговорах". Интервью с лидером реформаторов и братом бывшего иранского президента Резой Хатами

Время поджимает, и даже срочные переговоры с европейцами не смогли разблокировать переговоры. Было слишком мало надежд, что иранцы могут предложить что-то новое на переговорах после провала двусторонних встреч в Москве. Иран настаивает на обогащении урана на его территории, в то время как весь остальной мир хочет избежать того, чтобы режим аятолл сохранил возможность создания атомной бомбы. Каковы истинные намерения президента Ахмадинежада, который за несколько месяцев радикально изменил иранскую внешнюю политику? Мы спрашиваем об этом у Мохаммеда Резы Хатами, брата бывшего президента и главы партии "Мошарекат", реформатора, который всегда говорил и действовал более смело, чем его брат президент.

- Что у них на уме, никто не знает. Возможно, этого не знают даже они сами. Вполне вероятно, что у них ошибочные расчеты. Они сделали ставку на раскол между Европой, Соединенными Штатами, Китаем и Россией. Они слишком продвинулись вперед со своей националистической пропагандой и риторикой, теперь слишком трудно вернуться назад. Возможно, если кризис усилится, все больше людей поймут, что эта ситуация не соответствует иранским интересам, и что многие двери будут закрыты для Ирана.

- Вам не кажется, что режим воспринимает это противостояние с Западом как благоприятную возможность встать во главе исламского мира, где распространяются антизападные настроения?

- Мы направили лидеру Хаменеи много писем, чтобы объяснить, что настаивать на обогащении урана не в интересах страны: вследствие такой политики будут утрачены все преимущества, завоеванные в последние 16 лет, и лишь правительство Хатами придерживалось верного курса - прекратить деятельность по обогащению урана и вести переговоры с целью достижения доверия на базе международного контроля. Но они этого не слышат. Они хотят обладать ядерной технологией, чтобы доминировать в игре. Они верят в то, что, обладая ядерными технологиями, они обретут равные возможности говорить с позиций силы, которая бы заставила других изменить политику.

- Почему реформаторы молчат и открыто не говорят, в чем заключаются интересы страны?

- Что касается внешней политики, то мы говорим: с европейцами, с правительствами. Внутри страны очень непросто донести это послание. Прежде всего, мы лишены возможности заявить о наших позициях. Все газеты строго контролируются, от цензуры ничего не утаишь: если какие-то издания опубликуют наши заявления по ядерному вопросу, они будут закрыты. Кроме того, мы оказались меж двух огней. Мы даже не можем сказать, что Запад прав, потому что с точки зрения международного права Иран обладает правом обогащать уран. Режим организовал широкую пропаганду, настаивая на национальных интересах, сравнивая ядерную технологию с национализацией нефти в 1950-х годах. Таким образом, иранцам очень трудно принять иную точку зрения.

- Но многие иранцы, вероятно, отдают себе отчет в том, в каких руках может оказаться эта технология.

- Мы действительно говорим, что обладание ядерной технологией - наше право, но предварительным условием должно быть демократическое государство. Приоритет - это демократия. Все больше иранцев осознают, что ядерная энергия в нынешних условиях не принесет выгоды стране. Но мы не обладаем структурами гражданского общества, через которые мы бы могли излагать нашу точку зрения, у нас нет реформаторского руководства. "Мошарекат" - единственная группа, открыто высказавшаяся по ядерному вопросу.

- Как вы думаете, существуют ли разногласия между лидером Хаменеи и президентом Ахмадинежадом?

- Никаких. Эта гипотеза придумана на Западе. Духовный лидер решает все. Как я вам уже сказал, мы направили ему большое количество писем, но они не произвели никакого эффекта. Пытались оказать влияние как Рафсанджани, так и Хатами. Бесполезно. Особые усилия прилагал Рафсанджани. Но ему не хватило сил, чтобы изменить мнение духовного лидера.

- Но если Хатами и Рафсанджани настолько уверены, что страна оказалась на краю пропасти, почему они не заявят о своих позициях публично?

- Речь не идет о тюрьме. Не в этом дело. Никто из них не хочет заявлять о своих позициях. Почему, об этом надо спрашивать не у меня. Я убежден, что это серьезная ошибка.