Прекратить правозащитную деятельность или дорого поплатиться - вот дилемма, которая сегодня, как и в 1970-е, стоит перед Людмилой Алексеевой, пишет на страницах Foreign Policy Татьяна (Таня) Локшина, замдиректора российского отделения Human Rights Watch. Правда, сама Алексеева, 85-летняя глава Московской Хельсинкской группы, невозмутимо говорит: "Пусть меня посадят, я не боюсь, я там больше нескольких дней не протяну". Алексеева также подчеркивает, что страна и люди изменились со времен тоталитаризма - "просто никакого сравнения".

И все же современная Россия определенно движется в сторону СССР, утверждает Локшина. "Собственно, за первые семь месяцев нового президентского срока Путина отголоски старых времен зазвучали тревожно-громко", - говорится в статье. Алексеева, самая известная правозащитница России, всерьез ожидает, что ее могут посадить в тюрьму. Между тем всего лишь год назад, когда начались массовые акции протеста, правозащитники ликовали.

Надежды не оправдались, считает Локшина: "За 20 лет наблюдения за постсоветской Россией Human Rights Watch еще не фиксировала столь широких гонений по политическим мотивам, как сегодня". По ее данным, кампания началась незадолго до инаугурации Путина: "власти некоторых городов запугивали политических и гражданских активистов и вмешивались в работу СМИ, критикующих правительство", применяя разные методы - от побоев до судебных исков.

Едва Путин вернулся к власти, Кремль "закрутил гайки". Самым полезным инструментом оказался парламент, принявший целый ряд новых законов, которые ограничивают свободу слова, собраний и общественных организаций. "Это мощные механизмы давления на активистов гражданского общества", - пишет Локшина, особо выделяя закон об НКО, за невыполнение которого можно угодить за решетку на два года.

Ведущие правозащитные организации отказались регистрироваться в качестве "иностранных агентов", напоминает Локшина. Это дело принципа: "Эти организации действуют в интересах российских граждан и представляют российское гражданское общество, а потому попросту не могут регистрироваться в качестве тех, кем очевидно не являются".

Как бы то ни было, все варианты, которые возможны для НКО, недостаточно финансируемых из российских источников, неприемлемы - либо уголовное дело, либо унизительный статус "иностранного агента", либо частичное сворачивание деятельности.

Локшина выделяет еще один аспект закона об НКО: эта мера, в особенности вкупе с новым законом о государственной измене, видимо, призвана отвратить правозащитников и обычных людей от контактов с зарубежными организациями.

Согласно новому закону, государственная измена - это, в том числе, любая помощь зарубежной державе и международной организации, направленная на подрыв безопасности России. "В сегодняшней политической атмосфере власти, несомненно, зададут низкую планку для интерпретации понятия "подрыв безопасности России", - пишет автор. Кроме того, спецслужбы и правоохранительные органы наверняка воспользуются законом в оправдание слежки за активистами и НКО или для давления на критиков и политических оппонентов.

Локшина полагает, что уголовное дело могут завести и на нее саму, например, за брифинг о статусе российских правозащитников, который она провела для чиновников Совета Европы. Или за доклад о насилии в отношении женщин, адресованный инспектору ООН. Или просто за то, что она работает исследователем в Human Rights Watch ("моя миссия - как раз содействие международной организации"). Или за темы, которые она изучает, - например, "превышение полномочий спецслужбами и правоохранительными органов во время операций против инсургентов на Северном Кавказе". Сбор такой информации вполне можно объявить подрывом национальной безопасности.

"Последствия новой политической атмосферы в России очевидны и крайне пагубны", - считает Локшина. Например, на научную конференцию под эгидой ЕС не приехали два российских участника: ректоры их вузов посоветовали им не ехать, сославшись на предостережения из Москвы.

В августе в командировке в неком регионе Локшина сама столкнулась с последствиями закона об НКО. "Я опрашивала медиков о проблеме доступа к здравоохранению, которую даже самый бдительный чиновник с трудом смог бы объявить "политизированной", - сообщает она. Но местные чиновники допрашивали ее: "Кто финансирует вашу организацию?", "Где доказательства, что вы работаете в России законно?" и т.п., а также велели медикам держаться подальше от Human Rights Watch.

Локшина вспоминает, что пришла работать в Московскую Хельсинкскую группу в конце 1998 года. Если бы ей сказали, что однажды она столкнется почти с той же дилеммой, что и советские диссиденты, она бы рассмеялась: "Советского Союза больше нет, а в России за правозащитную деятельность не сажают".

"Как бы мне хотелось повторить эти слова теперь, всего лишь на восьмом месяце третьего срока Путина", - вздыхает автор.