"В понедельник, 27 мая, когда я находился в отпуске в Париже, я заключил, что мои личные обстоятельства не позволяют мне вернуться в Россию в обозримом будущем", - так начинается статья экономиста Сергея Гуриева, опубликованная в International Herald Tribune. Гуриев не считал, что его решение должно быть "крупным медийным событием", но когда новость стала известна, журналисты нашли объяснения сами, пишет он.

"Истина состояла в том, что я не мог вернуться в Россию, так как боялся лишиться свободы", - пишет Гуриев. "С февраля СК РФ неоднократно вступал со мной в контакты и допрашивал меня как "свидетеля" по "делу 18/41-03", - поясняет он, отмечая, что это изначальное дело на Ходорковского, заведенное в 2003 году.

Президент Медведев велел своему Совету по правам человека провести оценку второго судебного дела Ходорковского и Лебедева. Совет поручил это 9 экспертам, в том числе Гуриеву. "Хотя мы работали независимо [друг от друга], каждый эксперт заявил, что дело не содержит убедительных доказательств вины Ходорковского и Лебедева", - пишет автор. Эти мнения не имели юридической силы. "Но не были забыты", - замечает Гуриев.

После инаугурации Путина официальный представитель СК Владимир Маркин сказал, что комитет изучит вопрос об объективности и независимости экспертов. Осенью 2012 года начались допросы и обыски, отмечает Гуриев.

"Что до меня, то допросы начались в феврале 2013 года. Позднее я слышал, что в феврале один коллега Путина поговорил с ним о моем положении, и президент заверил коллегу, что мне не о чем беспокоиться. Это не повлекло за собой прекращения расследования - меня дважды допросили, от меня требовали самые разные документы и личную информацию. Более того, следователи ввели "оперативные меры" - полиция называет этим эвфемизмом слежку", - говорится в статье.

По его словам, на 25 апреля следователи назначили допрос, но вместо этого явились в офис Гуриева с ордером на обыск, чтобы изъять его электронную переписку за последние 5 лет. Когда Гуриев высказал претензии к ордеру, один из следователей сказал, что Гуриев в лучшем положении, чем Сахаров. "Они также намекнули, что у них есть ордер на обыск моего жилища", - пишет Гуриев.

Гуриев счел, что следователи "могут представить любой ордер на обыск, какой им захочется, без малейшего уважения к моим правам, и что они могут сделать это без предупреждения. Я заключил, что следующая встреча с ними может повлечь за собой утрату мной свободы". Он купил билет в одну сторону и уехал из России.

Гуриев заявляет, что никогда не был политиком, а ныне не является политическим беженцем. Дмитрий Песков прав, объясняя его отъезд личными причинами, пишет Гуриев. Он называет эти личные причины: "я лично предпочитаю оставаться на свободе", а также семейные: "моя семья хочет видеть меня на свободе и заслуживает этого".

Гуриев заявляет, что не хочет быть символом чего-либо. Он уподобляет себя человеку, который заразился редкой болезнью: заболеть может каждый, но вероятность невелика.

Всем ясно: зараженному уже не помочь, продолжает Гуриев свою аллегорию. И все же "процессы над Ходорковским показали, что есть один простой, но эффективный метод лечения: свидетели, покинувшие Россию, живы и здоровы. Те, кто остался и отказался сотрудничать с обвинением, оказались в тюрьме. Один из них, Василий Алексанян, не дожил до 40 лет", - так завершается статья.