На последнем этапе своего путешествия по "Шоссе похищений" Роджер Бойз встречает лидера с "твердой рукой", который обеспечивает в Чечне шаткую стабильность

Прибыв в запыленный Грозный, я сам себе поручил, среди прочего, отыскать магазин, который снабжает мясом львов, пантер и леопардов - обитателей частного зверинца Рамзана Кадырова, который из полевого командира стал президентом.

Но в столице Чечни происходит реконструкция, напоминающая по размаху деяния египетских фараонов, и даже местные сбиваются там с дороги. Один инженер, засевший в гостинице, где я останавливался, - называлась она "Кавказ" и изобиловала клопами, - с горящими глазами рассказывал о строительстве. По его словам, оно сравнимо с великими проектами социалистических времен, плотинами и народными дворцами, с возрождением Минска, разрушенного войной.

"Не думайте вы об этом мясе, - сказал мой гид Сайед Магомед, 23-летний студент инженерного факультета. - Ему привозят овец с фермы на востоке Чечни, и он сам их режет - в чужих услугах он в этом смысле не нуждается". Сайед до сих пор не остыл после дозы адреналина, которую получил в субботу утром, предаваясь самому модному на данный момент в Чечне занятию - игре в пейнтбол. Это более-менее безобидная постмодернистская форма партизанской войны: выслеживаешь противника, стреляешь, но все живы. Пожалуй, ей уготована широкая популярность.

"Нельзя списывать со счетов Кадырова только потому, что на войне с русскими он убивал людей. Он человек сильный, современный лидер", - говорит Сайед.

В любом случае Кадыров - лидер очень заметный. Вдоль всей трассы М-29, ведущей из Ингушетии, его портрет встречается на бензоколонках, на каждом телеграфном столбе. Иногда он улыбается, но, как правило, нет. Лишь изредка на плакатах можно видеть его руки мясника: мускулистые, с лопатообразными большими пальцами.

В течение последних нескольких месяцев Ингушетия страдает от нарастающей волны нападений на госслужащих и сотрудников спецслужб. В четверг боевики обстреляли колонну военных, убив двоих. Также, в другом месте, была обстреляна машина начальника районного милицейского управления; он погиб. В Шалийском районе Чечни тоже убили одного военнослужащего - трое боевиков застрелили его на улице. Кто виновен в растущей лавине убийств, неизвестно. Мнения наблюдателей разнятся: возможно, это делают преступники, или боевики-исламисты, или противники президента Ингушетии Мурата Зязикова.

На первой чеченской войне в начале 1990-х Кадыров воевал против русских. На второй чеченской войне - войне Владимира Путина - Кадыров перешел в другой стан. Теперь договоренность такова: новоиспеченный преданный союзник России получает финансовую поддержку Москвы на восстановление города, разрушенного в основном российскими войсками. И получает свою долю выгодных контрактов.

Взамен он отказался от программы чеченских сепаратистов. Один из элементов зрелищного примирения состоит в том, что Кадыров идет на красивые - возможно, ироничные - жесты, демонстрирующие почтение к россиянам. На днях он назвал одну из улиц Грозного в честь российского генерала, который когда-то призывал к публичным казням чеченцев. Генерал недавно погиб в авиакатастрофе. Несколько лет назад Кадыров повесил бы его на фонарном столбе.

Для Кремля это максимальная стабильность, которая возможна на Кавказе. Никто не знает, долго ли она продержится. Кадыров считает одну семью с востока Чечни - клан Ямадаевых - опасной для своего режима. Как и Кадыров, Ямадаевы - бывшие полевые командиры, перешедшие в другой стан; как и его, их влекут финансовые выгоды либо от восстановления экономики, либо от того, что российские власти закрывают глаза на их противозаконную деятельность. Один член клана, Сулим Ямадаев, в августе помог российским властям, бросив свой беспощадный и закаленный в боях батальон "Восток" на грузин. Его старший брат Руслан был расстрелян в Москве в пробке в час пик. Виновником считают Кадырова, и можно предположить, что в ближайшие недели разовьется кровавая вендетта.

Убийство Ямадаева в Москве напомнило Кремлю, что Чечня давно перестала быть периферией империи. Междоусобица на Северном Кавказе быстро перерастает в проблемы в самом сердце империи.

Возможно, первым запылает Дагестан, находящийся к востоку от Чечни. Тамошние священнослужители считают себя передовым отрядом суфийского ислама в регионе - родине героя-мятежника XIX века, рыжебородого имама Шамиля, который десятки лет сопротивлялся царским войскам. Теперь Дагестан - классическая кавказская горячая точка: продажная милиция, организованная преступность, конкурирующие между собой исламистские движения и часто жестокие вмешательства российского спецназа. В Дагестане местная милиция - если только ее не подкупают, дабы она не обращала внимания - объявляет местных молодых людей исламистами и передает информацию российским силам, которые присылают "эскадроны похитителей" со своих баз в Чечне. Часто такие молодые люди пропадают без вести. Тем временем лидеры дагестанских мятежников похищают людей и продают их чеченским бандам. Похищенных держат в рабстве в горах, в темных сырых ямах, пока не получат выкуп.

Однако ничто не вызывает у чеченских таксистов такого энтузиазма, как сложное высокооплачиваемое задание. Мы ненадолго съехали с М-29, так как таксист почуял опасность, но у КПП через границу снова выехали на шоссе. На КПП дежурит множество российских военнослужащих, но нас они пропускают. Мы предлагаем им бутылку бренди. На десятом километре пути по Дагестану нас останавливает группа молодых парней. Они размахивают оружием и громко командуют.

На переговоры с нами высылают самого молодого, безбородого. Они хотят денег. Таксист-чеченец хочет просто тронуться с места и направить машину на них. Мне, однако, хочется пожить подольше. Я даю им пятьдесят долларов - этого едва хватит на завтрак в московском отеле, но на пирушку в деревне в горах Дагестана - наверняка более чем достаточно. Мальчишка требует мой бумажник.

"Вот возьми, - говорю я, - это кредитная карта". И даю ему зеленую с черным дисконтную карту Waterstone.

"Кредит?" - переспрашивает он. Я киваю. Мальчик идет к своим товарищам, чтобы поведать о своей добыче. По дороге он случайно нажимает на спуск своего автомата Калашникова, не поставленного на предохранитель. Громкая очередь и разлетающиеся кусочки асфальта пугают парней, кажется, даже больше, чем меня. Чеченец, воспользовавшись моментом, жмет на газ, и машина берет с места в карьер, точно конь казака с Терека. Я на всякий случай ложусь ничком на заднее сиденье, но все спокойно. Возможно, они уже собираются в Waterstone.

"Этому мальчику еще учиться да учиться", - говорит водитель, сохраняя полное хладнокровие.

В ту ночь на М-29 больше не стреляли.