Сотни людей стояли две недели назад на тель-авивской набережной, глядя в небо и ожидая начала фейерверка. Неподалеку юноша сидел у памятника 21 погибшему в результате теракта смертника на дискотеке "Дельфинарий". Фейерверк осветил памятник, но Виктор Комосдержников и глазом не повел. Повернувшись спиной к фейерверку, он смотрел на памятник, и по лицу у него текли слезы.

Его взгляд остановился на одном из имен - Диез Норманов был его лучшим другом. И не только другом. Они вместе учились в ташкентской ешиве, вместе подали заявления о выезде в Израиль с семьями, вместе сели в самолет. Они всегда были вместе.

1 июня 2001 года они вместе пошли в "Дельфинарий" - на дискотеку во время первой увольнительной Норманова, которого призвали в армию: ему предстояло начать обучение в пограничной полиции. Комосдержников мельком увидел человека в длинном пальто, а затем прогремел взрыв. Комосдержников нашел своего друга распростертым на земле, он был мертв. Сам он получил ранение, и его увезли в больницу, но он убежал. Он хотел только одного: взять автомат своего погибшего друга, пойти в Яффо и "перестрелять арабов".

Он говорит, что армия забрала M-16 Норманова, и только это помешало ему наделать глупостей. Пять лет спустя, когда Виктор отслужил в армии и женился, желание мести притупилось. Осталась боль. В этот день ему исполнилось 25 лет. Он начал его с того, что пришел к памятнику.

1 июня исполнилось пять лет со дня теракта в "Дельфинарии". В Международный день защиты детей погиб 21 человек, среди которых было много иммигрантов из СНГ. В СНГ это большой праздник. Представители общины до сих пор уверены в том, что террорист выбрал этот день умышленно. Многие убеждены, что он специально выбрал "русскую дискотеку", чтобы ударить по потоку иммигрантов, укрепляющему Израиль, - так говорилось в сотнях статей, появившихся в русскоязычной прессе после трагедии.

"Это был первый теракт, направленный против иммигрантов из бывшего СССР. Те, кто послал террориста, выбрали эту мишень не случайно. Цель была ясна: заставить русских бояться иммигрировать", - написал магнат Михаил Черной в предисловии к книге, издание которой он профинансировал из фонда, созданного им для родственников тех, кто погиб при взрыве в "Дельфинарии". В России книга называется "Джихад против детей". На иврите и английском - "Дельфинарий". Мы здесь танцуем".

Директор фонда и редактор книги Дмитрий Радышевский говорит, что боялся, что израильтяне воспримут первоначальное название как пропаганду. Однако он и сегодня не сомневается, что взрыв должен был нанести удар по иммиграции в Израиль. После взрыва на одном исламском сайте написали, что иммигранты должны понять, что приехали на оккупированные территории, и вернуться в Россию.

Этого не произошло. "Взрыв создал кровную связь между иммигрантами и историей народа Израиля, - говорит Радышевский. - Иногда русские ощущают здесь свою ущербность из-за отсутствия военного прошлого и кровных связей, обеспечивающих доступ к государственным постам. "Дельфинарий" - это Аламо для нашей общины".

На церемонии, посвященной первой годовщине теракта, отец Марины Медведенко (одной из жертв) сказал: "Я буду защищать эту страну, потому что она пропитана кровью моей дочери".

Медведенко не похоронили вместе с ее друзьями. Она не была галахической еврейкой (по матери - Прим. перев.) и похоронена в киббуце. Тогда родители, недавно приехавшие в страну и убитые горем, почти не обратили на это внимания. Сегодня некоторые из них говорят о своем возмущении, о том, что погибших детей следовало похоронить вместе.

Но ничто не возмущает родственников жертв больше, чем замечания о "пропуске в израильтяне", который им дал теракт.

"Моя дочь была настоящей израильтянкой, - говорит Ирена Сакальяник, мать Яэли, погибшей через три недели после своего 15-летия. - Когда она приходила из школы и говорила: "Ох уж эти русские", я смеялась над ней. Она сама решила поменять имя Юлия на Яэль и ждала, когда ей выдадут удостоверение личности с новым именем. Она не дождалась". На могильном камне написано имя Ялуш - так ее называли дома. Сакальяник готовила вечер, посвященный пятой годовщине теракта, от имени Фонда жертв теракта в "Дельфинарии", который возглавляет ее муж. Несмотря на шок, в который теракт поверг всю страну, он остается прежде всего атакой на русскую общину.

Политическая радикализация

При всем недовольстве русской общины акцентами, которые ставятся в трагедии, теракт приоткрыл многим израильтянам окно, чтобы увидеть жизнь общины. Они впервые услышали о школе Шеваш Мофет, ученики которой были в числе жертв, и о субкультуре русских дискотек. Семьи, потерявшие детей, были микрокосмом трудностей иммигрантской общины: семь семей - с одним родителем, семь - с единственным ребенком. Двое погибших не были галахическими евреями. Все переплелось в трагедии, выявив слабость тех, кто еще не знал обычаев страны.

Хотя они стали частью израильской семьи скорбящих, они создали свою ассоциацию. Если израильские ассоциации создаются на основе политической идентичности (у левых это родственники жертв израильско-палестинского конфликта, у правых - родственники жертв арабского терроризма), родственники жертв теракта в "Дельфинарии" объединились по общинному принципу.

"С самого начала мы решили избегать политической ориентации, - говорит Сакальяник. - Только потом мы поняли, что, наверное, совершили ошибку. Мы посылали приглашения всем политикам, и никто из них не пришел. Они объясняли, что если мы приглашаем одного, то другой прийти не может".

"Но и сегодня мы не говорим друг с другом о политике, только о своей потере. Мы понимаем друг друга. А вот нас не всегда понимают. Например, меня очень огорчало, когда после трагедии израильтяне спрашивали, собираемся ли мы уехать из Израиля. Я только теперь понимаю, что у израильтянина со стажем такое не спросили бы. Нам такая мысль никогда не приходила в голову. Как мы можем оставить Яэльку?"

Все это Сакальяник рассказывает на прекрасном иврите, которому научилась преимущественно у дочерей. До трагедии она работала санитаркой в доме престарелых, но после нее не смогла там оставаться. Она гневалась на весь мир и не могла ухаживать за людьми. Ее старшая дочь Леора, которая тогда служила в армии, сейчас учится на бухгалтера. Она до сих пор переживает смерть младшей сестры, с которой они были очень дружны.

По совету психолога они отремонтировали комнату Яэли, превращенную в мемориал. Во время ремонта они выбросили дверцы шкафчика, на которых девочка писала имена нравившихся ей мальчиков, с отпечатком ее губ.

Сакальяник говорит, что тогда она злилась на государство за то, что оно не отреагировало на теракт военной операцией. Тогдашний премьер-министр Ариэль Шарон заявил, что сдержанность свидетельствует о силе. В русскоязычной прессе то и дело проскальзывали намеки: мол, если бы жертвами были "израильтяне", правительство реагировало бы иначе.

Хорошее

На личностном уровне за эти годы происходило и хорошее. 39-летняя Ольга Тагилачева жила в Израиле два года, когда погибла ее единственная дочь Мария. Ее бывший муж остался в России и "звонит только когда ему что-то нужно от Института национального страхования", говорит она. После трагедии у Тагилачевой и ее партнера родилось двое детей: Артуру сейчас четыре года, а Катрине три.

Они успокаивают, но не приносят облегчения. Тагилачева говорит, что иногда по ошибке называет Катрину Марией. У них одинаковая улыбка. Она решила, что, если с этими детьми что-нибудь случится, она покончит с собой. Недавно ее в срочном порядке доставили в больницу, так как она перестала чувствовать руки и ноги. В больнице сказали, что это симптомы депрессии, которая усиливается, когда приближается годовщина теракта.

Тагилачева сердится на государство, которое не может обеспечить безопасность своих граждан, и немного - на своего отца. Она говорит, что в России у нее был успешный бизнес, и она не собиралась иммигрировать в Израиль. Именно отец решил, что семья должна уехать и сказал: "Ты первая". Теперь она живет здесь, а он приезжает в гости. Это тоже типичная история для нынешней волны иммиграции. Но Тагилачева вспоминает поговорку, гласящую, что не надо сердиться на того, кто дал плохой совет, и говорит, что злость меркнет перед болью.

Направляясь смотреть фейерверк, многие останавливались у памятника. Они вполголоса произносили слова о боли, порой ругались и целовали памятник, как мезузу. Это были выходцы из России, израильтяне со стажем и перепуганные дети.