Спустя тридцать лет после того, как Натан Щаранский впервые привлек к себе внимание всего мира, почти излишне упоминать о двух "родах занятий", которые принесли ему международное признание.

Во-первых, Щаранский выполнял обязанности переводчика и неофициального пресс-секретаря Андрея Сахарова - видного ученого-физика, который стал активным участником правозащитного движения после того, как подвергся притеснениям за свои выступления против распространения ядерного оружия (напомним, что поначалу Сахаров создавал ядерные вооружения для советского государства).

Во-вторых, Щаранский отстаивал интересы отказников, за что провел более года в Лефортовской тюрьме и еще девять лет в трудовом лагере в Сибири. Щаранский был одним из основателей Московской Хельсинкской группы, которая, требуя, чтобы Кремль соблюдал положения Хельсинкских соглашений, касающиеся прав человека, сыграла большую роль в привлечении внимания к борьбе евреев Советского Союза за свободу.

В последнее время Щаранский занят тем, что пишет работы, которые направляют президента США Джорджа У. Буша в его борьбе за демократию и свободу, а также собирает диссидентов и активистов демократических организаций со всего мира на конференции подобно той, что прошла в июне в Праге.

Щаранский дал нам интервью в своем кабинете в центре "Шалем" (Иерусалим), где он возглавляет Институт стратегических исследований. Над головой у него висит фотография заснеженной площади у Стены Плача, под рукой лежит его знаменитое кепи. Он размышлял о периоде, который сделал его международным героем, и о параллелях между тогдашними временами и днем сегодняшним.

- Какие параллели можно провести между вашими усилиями и борьбой за демократию в сегодняшней России?

- Московскую Хельсинкскую группу мы создали весной 1976 года. Не прошло и года с ее создания, как всех нас арестовали: одних заключили в тюрьму, других вынудили покинуть страну. Но влияние группы было просто невероятным - в том, что касается привлечения внимания к вопросу прав человека, мобилизации Конгресса США на признание продемократических организации и т.п.

Интересно, что после всех этих перемен Людмила [Людмила Алексеева, один из основателей Московской Хельсинкской группы в 1976 году] снова является председателем этой организации. Это символизирует, что группе еще есть чем заняться.

С одной стороны, есть преемственность между нашей работой и работой активистов сегодня. В конце концов, есть весьма веские резоны критиковать современное российское правительство. Но с другой стороны, уже тот факт, что Гарри Каспаров может участвовать в [президентских] выборах [2008 года] в качестве кандидата... и что Людмила может давать пресс-конференции - не тайные, как это приходилось делать в мое время, когда я контрабандой доставлял документы в Америку, но на открытой платформе, перед всем миром - демонстрирует, что очень многое изменилось.

- В таком случае неверно утверждать, что шаги Владимира Путина по централизации власти и затыкании ртов критикам напоминают о советских временах?

- Что ж, в последние несколько лет в области свободы произошел серьезный откат назад. Например, пресса гораздо более осторожно критикует Путина, чем всего пять лет тому назад. Но говорить, что Россия теперь та же, что и раньше, в 1970-е и в начале 1980-х годов? Нет. КГБ больше нет. Больше нет тотального контроля, тотального страха. Той России больше не существует, и я не знаю, сможет ли она когда-либо вернуться к жизни.

Конечно, поскольку Россия играет ключевую роль в жизни всей планеты, этот откат от свободы должен вызывать большую тревогу и определенно должен быть поставлен на повестку дня миром.

Однако Люда сама говорит, что только те, кто в те времена не был активистом, могут говорить, что сейчас все как прежде... Я приведу вам один пример. Каспаров сказал мне, что в поездках по России ему приходится пользоваться услугами телохранителей. Так вот что я вам скажу: мы в телохранителях не нуждались. У нас на хвосте всегда были кагэбэшники, и они, как мы шутили между собой, были нашими телохранителями. Знаете ли, я постоянно находился под наблюдением КГБ, но, как это ни забавно, чувствовал себя защищенным. Если бы мне попались хулиганы, кагэбэшники защитили бы меня: им приходилось писать насчет меня рапорты, так что они ко мне никого не подпускали. Вот таков был режим: это он защищал мою жизнь, но в то же самое время это он лишил меня частной жизни.

- Можете ли вы извлечь урок из своей деятельности, который был бы применим не только в сегодняшней России, но и в борьбе других диссидентских движений по всему миру?

- Я скажу, что ключевой момент - это четкая нравственная позиция. Когда речь идет о свободе, никакие компромиссы невозможны. Как только вы начинаете идти на компромиссы с властями, можно отбросить все надежды. Именно этим и была замечательна конференция в Праге: съехались люди из разных мест, с разными менталитетами, разных рас, но у всех одна и та же история. Это история о том, что нужно занять четкую нравственную позицию и не идти на компромиссы в вопросах свободы и прав человека, занимать позицию, которая бросает вызов власти.

- У этой нравственной позиции есть какие-то сугубо еврейские черты?

- Евреи всегда играли очень важную роль практически во всех правозащитных движениях. Иногда мы забываем, что идеи прав человека основываются на иудаизме. В конце концов, фундаментом прав человека является концепция, что человек создан по образу и подобию Божьему. Полагаю, евреям, которые с детства впитали эти принципы, проще идентифицировать себя с правозащитными движениями.

Но есть и кое-что еще: евреи долго страдали в связи с тем фактом, что они были, по сути, единственным по-настоящему непохожим на остальных, отдельным религиозным и этническим меньшинством в Европе. Поэтому евреи боролись за то, чтобы общество стало более открытым, более ассимилированным. Или пытались ассимилироваться в общество, в котором жили. Были и крайности, когда они пытались создавать новые способы самоидентификации - например, коммунистическое учение, которое отказывает в значимости межэтническим и межрелигиозным различиям.

Другими словами, евреи попытались отбросить свою идентификацию с родным племенем во имя свободы, которую сулила коммунистическая идеология. (И таким путем возник, ни больше ни меньше, один из самых ужасных на свете режимов, уничтоживший десятки миллионов человек). Что сделали мы? Мы вернулись к нашему племени, к нашим узким национальным интересам... и всему миру это принесло пользу. Поэтому нам не следует стыдиться, нам не следует считать, что мы относимся к нашим интересам как какие-то "провинциалы". Урок в следующем: если вы хотите помочь всему миру, вам придется вернуться в свой штетл - в свое местечко, к своей идентичности и бороться прежде всего за его интересы.

- В чем состоял самый значимый элемент этой победы для Израиля и еврейского народа?

- Это была чрезвычайно важная глава еврейской истории, чрезвычайно важная. Не только потому, что в ее итоге более 1 млн евреев совершили алию в Израиль. С моей точки зрения, весьма значимо, что евреи по всему миру в течение 25 лет объединялись под флагом общей борьбы. Учитель-еврей из Милуоки, юрист-еврей из Монреаля и ребенок из юношеского движения "Бней Акива" в Иерусалиме - все они в этом участвовали, даже не будучи знакомы между собой, без необходимости соглашаться друг с другом. Они все участвовали в общей националистической борьбе. Это просто невероятно. На этом примере видно, как мы сильны, когда нас объединяют наши принципы. Вот урок, который можно извлечь из наших усилий, - мне кажется, он еще недостаточно оценен по достоинству.