Решение Буша строить в Ираке демократию показалось многим необдуманным образцом беспочвенного американского идеализма, замечает в статье для The New York Times Роил Марк Герехт, старший научный сотрудник Foundation for Defense of Democracies, в прошлом сотрудник ЦРУ. Но Буш, верующий в самоуправление, "узрел то, чего не заметили более искушенные люди: идея демократии стала среди мусульман мощной силой, а авторитаризм - повитухой исламского экстремизма", говорится в статье.

По мнению автора, в конце XX века западные идеи демократии и свободы личности глубоко проникли в сознание мусульман. Диспут о том, что лучше - теократия или демократия, продолжается в Иране со времен исламской революции.

В арабских странах либеральные секулярные интеллектуалы сделались "придворными либералами". Последние "лояльно вторили антиисламистским страхам, которые местные автократы озвучивали в Вашингтоне всякий раз, когда администрация США возмущалась тиранией. Демократия оставалась для них драгоценным идеалом, достижимым в неопределенном будущем, когда исламисты утратят популярность, а деспоты - власть", - говорится в статье. В то же самое время секулярные интеллектуалы-эмигранты решительно поддерживают демократию, и их идеи просачивались назад на родину.

Запад больше замечает "придворных либералов", чем ближневосточных сторонников демократии. Между тем "набожные мусульмане, которые высоко ставят (если даже и не всегда строго соблюдают) законы шариата, все более одобряют революционную мысль, что только выборное политическое руководство законно", пишет автор, поясняя, что ислам во многом делает упор на идее справедливости и демократия воспринимается как способ граждан утвердить исламские ценности.

Восстание против Мубарака в Египте заставляет многих на Западе предрекать неудержимый взлет движения "Братья-мусульмане", продолжает автор. Видные члены этого движения "освятили атаки террористов-смертников на израильских женщин и детей, приняли отвратительнейший антисемитизм и заявили, что убийство тех, кто оскорбляет пророка Мухаммеда, - нечто священное".

Но движение "Братья-мусульмане" эволюционирует, замечает автор. Так, понятие "хуррия" ("свобода"), которое в прошлом означало свободу молиться Аллаху или было боевым кличем в сражениях с европейским империализмом, "сегодня в Египте и других странах немыслимо без идеи голосования свободных людей. "Братья-мусульмане" пытаются сообразить, как объединить две цивилизации и тем самым возродить свою. Эволюция некрасивая, но реальная", - пишет Роел Марк Герехт.

Важно сознавать, что египетские мусульмане - сунниты и своего "аятоллы" у них нет, а "Братья-мусульмане" - организация мирян, состоящая в плохих отношениях с каирским университетом "Аль-Азхар" - центром суннитской теологии.

"Как только президент Мубарак уйдет в отставку (и при условии, что его приспешники не попытаются сохранить военную диктатуру), быстрый переход к демократии, вероятно, породит множество политических партий, и несколько из них смогут создать коалицию", - прогнозирует автор. "Братьям-мусульманам" придется конкурировать за голоса избирателей с другими крупными силами.

Египет вряд ли повторит судьбу Ирана, где взяли власть фундаменталисты. "Он повторит судьбу Ирака, где суннитские религиозные партии первоначально стали популярны, но начали слабеть, дробиться и эволюционировать, поскольку возобладало предпочтение суннитами мирян, не имеющих каких-то специфических религиозных заслуг", - считает Герехт. В суннизме нет иерархии священнослужителей, поясняет он.

"Демократизация Египта и Ирана может разрушить идеологии и страх, которые побуждают бедные страны тратить колоссальные деньги на ядерное оружие", - заключает автор. Он рекомендует Соединенным Штатам энергично требовать перехода Египта к демократической модели правления. Пусть Обама заявит: "Мы не боимся голосования среди мусульман" и покончит с привычкой Запада обращаться с ближневосточными правителями как с почтенными людьми, а с гражданами региона - как с детьми.