Существует большая доля упрощения в том, как в Западной Европе обычно смотрят на чеченскую драму. Большинству людей кажется необъяснимым упорство Москвы. Оно кажется нам плодом слепого шовинизма. Именно это делает более жесткой в наших глаза трагедию в Беслане: какой смысл идти на риск таких ужасов, лишь бы держать под игом крошечную территорию Чечни? Невольно появляется мысль, что этот регион имеет решающее значение для каких-то глобальных нефтяных стратегических планов.

На самом деле не нужно думать о нефти, чтобы понять железную решительность Москвы. Достаточно посмотреть на превратности российской государственности, последней инкарнацией которой является Российская Федерация, очень "урезанная" по сравнению с СССР.

Кардинальные "ампутации" объясняются уникальной историей российского государства, возникшего вокруг маленького ядра путем присоединения огромных территорий и неславянских народов. Весь Кавказ, частью которого является Чечня, представляет собой последний большой фрагмент мозаики российского государства, завоеванный в XVII-XIX веках. Если он выскользнет из рук, то российское государство практически превратится в бывшее Великое княжество Московское плюс Сибирь, другими словами, огромное азиатское тело с маленькой европейской головой.

Репрессивная политика Путина до сих пор была не только неслыханно жестокой, но и, по этой же причине, бессильной. Однако в свете сказанного можно понять, в какую дрожь российскую власть бросает одна мысль о том, чтобы удовлетворить сепаратистские стремления Чечни. Как тут не бояться, что подобный шаг вызовет неконтролируемую цепную реакцию во всем регионе? Какая российская власть пойдет на риск подвергать еще большим испытаниям национальную гордость россиян, обостренную после того, что произошло за последние 15 лет? Тот, кто на Западе хочет помочь Москве и чеченскому народу выйти из нынешнего кошмара, должен учитывать и эти опасения.

Этот кошмар напоминает нам о еще одном важном геополитическом факторе. Ведь с распадом СССР снова встал вопрос о пересмотре протяженной границы между Европой и исламским миром, которая от Черного моря доходит до Монголии, касаясь Гималаев и северной границы больших азиатских полуостровов и Китая. Цари, а затем Ленин и те, кто последовали за ним, максимально расширили эту границу за счет исламских территорий. Они принесли произведения Пушкина в ташкентские классы, а портреты Маркса и Энгельса - на самаркандские базары и алма-атинские площади.

Теперь, спустя тридцать лет, этот процесс, похоже, готов обратиться вспять, такая тенденция уже налицо. Ислам снова стал в большей или меньшей степени хозяином бывшей советской Средней Азии, в любом случае он имеет хорошие карты на руках в этой игре, в то время как традиционная сдерживающая роль русских кажется все более проблематичной.

Граница с исламом сегодня проходит и по Чечне, и эта глобальная партия разыгрывается, в том числе, и среди развалин Грозного.