"Различные эпохи не просто узнавали себя в Иисусе, но каждая из них воссоздавала его в соответствии с собственным обликом", - писал богослов и врач Альберт Швейцер в 1906 году, заключая свою статью об итогах двухвековых исследований жизни этой личности. Иисус Мела Гибсона скроен по образу начала третьего тысячелетия - эпохи, в которую эскалация насилия, кажется, уже не имеет пределов.

Будучи метафорой нынешних времен, фильм "Страсти Христовы", в котором тема Воскресения практически отсутствует, говорит о конвульсиях мира, пораженного нигилизмом, мира, где терроризм выступает лишь как один из многочисленных ликов зла.

Иисус наших дней охвачен отчаянием и бессилен. Свет мира гаснет под крики человека, терпящего страшную боль. И Воскресение выглядит как гротескный фарс. Безусловно, именно по этой причине творение Гибсона подвергается такой резкой критике. Как зеркало человеческих слабостей, картина показывает человеку его глупость и жестокость: это зрелище невыносимо. Впрочем, интересно отметить, что разгул насилия на экране редко вызывает такие дружные протесты.

Но, сосредотачивая все внимание на Страстной Пятнице, легко забыть о Пасхальном Воскресенье. Смерть Иисуса не имела бы никакого смысла, если бы за ней не следовала победа жизни. Следует напомнить, что Страсти Господни нерасторжимо связаны с Воскресением.

Но нужно ли было, чтобы Христос ради спасения людей умер в столь ужасных мучениях? Сегодня можно усомниться в правильности такой постановки вопроса. Ведь христианство не призывает ни к страданиям, ни к обречению себя на смерть: оно призывает стойко переносить страдания, подобно кораблю, идущему сквозь бурю в спокойную заводь порта. Именно в этом послание христианской веры: никогда не отчаиваться.