Авторитаризм Владимира Путина вряд ли чреват возобновлением холодной войны, но параллели с Мексикой XX века наводят на мысль о других опасностях

Когда 23 марта 1994 года на предвыборном митинге в Ломас-Тауринас - нищем поселке близ Тихуаны - был убит кандидат в президенты Мексики Луис Дональдо Колосио, никто не понимал, что теперь делать. До этого момента все кандидаты в президенты от Институционно-революционной партии (ИРП) - скорее наследники, чем кандидаты, сменявшие друг друга каждые шесть лет, - выполняли свое предназначение, становясь правителями страны, и так длилось с 1929 года, когда была основана партия. В конце концов, кандидат избирался путем dedazo - то есть, по прямой указке президента, по мановению его пальца - что делало его, в сущности, живым воплощением всесильной президентской власти как таковой. Итак, весной 1994 года, после длительной схватки, действующий президент Карлос Салинас де Гортари впервые в истории Мексики выбрал преемника заново, ткнув пальцем в бывшего министра образования Эрнесто Седильо Понсе де Леона, который возглавлял избирательный штаб убиенного кандидата и имел счастью быть запечатленным на видео в момент, когда выслушивал комплименты от погибшего. Салинас счел, что эта ключевое свидетельство повысит легитимность сомнительного запасного варианта.

Как оказалось, 1994 год стал для ИРП временем расплаты и (на данный момент) последним годом президентства для членов партии. Палец нищего киллера, нажавший на спуск, оказался не менее могущественным, чем палец президента со всем его административным ресурсом. Седильо действительно сделался из кандидата от ИРП президентом Мексики, но с наименьшим отрывом, который ставленник ИРП когда-либо получал на выборах. Затем, во имя прозрачности государственного управления, Седильо отменил принцип dedazo. Спустя шесть лет его преемник - кандидат в президенты от ИРП, на сей раз выдвинутый путем праймериз, а не по личному предпочтению президента - на всеобщих выборах проиграл Висенте Фоксу из Партии национального действия (ПНД), и правящая партия впервые за 71 год уступила Лос-Пинос - мексиканский Белый дом - сопернице.

Итак, если предполагаемое выдвижение Владимиром Путиным его протеже Дмитрия Медведева в качестве преемника на посту российского президента заставляет вас что-то вспомнить, то это потому, что мы уже наблюдали (и пытались не замечать) семь десятилетий подобных телодвижений в Мексике. Правда, стопроцентных исторических аналогий не бывает, но годы формирования партии "Единая Россия", основанной в 2001 году, а ныне, в 2008 году, первая передача исполнительной власти под ее эгидой, очень похожи на основание и расцвет мексиканской ИРП. Путин создал движение, весьма напоминающее творение Плутарко Элиаса Кальеса - отца-основателя ИРП и первого jefe maximo ("верховного руководителя". - исп.) постреволюционной Мексики.

Плутарко Элиас Кальес, уроженец Соноры, генерал, выбился наверх после хаоса Мексиканской революции, длившейся 10 лет (с 1910 по 1920), и кровавых событий после ее окончания. В 1928 году он официально вступил в должность президента Мексики, а в 1929 основал Национальную революционную партию (НРП), предшественницу ИРП, и, поскольку ему самому конституция запрещала баллотироваться для переизбрания, до конца 1930-х годов правил страной через целую череду президентов-марионеток - этот период неофициально именовали "максимато" (Maximato), отмечая неотступное присутствие и власть jefe maximo.

Хотя Ласаро Карденас, удостоенный dedazo Элиаса Кальеса в 1934 году, оказался, вопреки ожиданиям руководителя, отнюдь не уступчивым искателем синекур, - он даже изменил название партии и в 1935 году изгнал из страны Элиаса Кальеса, прижимавшего к груди "Майн кампф" (что, возможно, дарует нам легкую надежду в прогнозах на судьбы России), он, тем не менее, продолжил традиции института, созданного jefe maximo - в том числе, конечно, традицию dedazo - которые сохранялись в стенах Лос-Пинос и при десяти последующих президентах.

"Карденас придал системе ее истинную форму и содержание, - пишет мексиканский писатель Карлос Фуэнтес. - Он организовал все силы, которые внесли свой вклад в революцию: крестьян, рабочих, средний класс - объединив их в корпорации внутри партии". Итак, вплоть до распада партии в 1990-е годы у политиков Институционно-революционной партии не было настоящей доминантной идеологии - имелось лишь реакционное представление, что все, из чего состоит ИРП, также является составными частями революции и само по себе олицетворяет современную Мексику. Фуэнтес пишет: "Неписаный Lex Trebonia (предложение древнеримского политика Требония о сохранении провинций за Цезарем, Крассом и Помпеем на дополнительный срок) мексиканских цезарей почти ничем не отличался от закона Августа: он создал могущественное официальное чиновничество, стимулировал развитие организаций предпринимателей и трудящихся и манипулировал этими тремя силами в интересах политической мощи исполнительной власти".

Принцип dedazo, практиковавшийся в Мексике при власти ИРП, а ныне явленный в назначении Путиным Медведева, был источником этих манипуляций. Кумовство, заложенное в нем по определению, влекло за собой окостенение политического строя, и правительство ИРП в итоге переродилось в сложную систему патроната по принципу финансовой пирамиды - или, как назвал ее перуанский прозаик Марио Варгас Льоса, в "идеальную диктатуру". Система вознаграждала живучих бюрократов и агрессивных сборщиков средств в партийные фонды, легкозаменимых подхалимов и боссов старой закалки; прозрачность превратилась в досадную помеху, о которой вспоминали лишь задним числом: "Никогда ничего не обещать письменно" стало... э-э-э... неписаным законом Лос-Пинос. Должность первого лица государства фактически превратилась в патронатную (хотя местечко осталось весьма тепленьким), и любая веточка аппарата исполнительной власти - от полиции и санэпидемстанции до правительства штата - стала брать пример с высшего начальства.

Движимая стремлением сохранить власть и не обремененная какой бы то ни было подлинной политической философией (эти упреки, кстати, часто предъявляются Путину и "Единой России"), ИРП обеспечивала свое долгожительство уже тем, что просто существовала; сформированная и развившаяся в стенах президентского дворца, партия была выше кабинетов министров и администраций. Со всеми своими бесчисленными отдельными волокнами взяточничества, фаворитизма и непотизма, ИРП, собственно, и была правительством, а правительство - партией; друг без друга они функционировать не могли. Как и нынешняя атмосфера клановости в Кремле, где силовики (истеблишмент российских спецслужб) противостоят другим многочисленным фракциям чиновничества, внутри ИРП несколько клик оттесняли друг друга, пытаясь пробиться наверх. Усталый мексиканский народ, отлично понимая, как устроена "выборная" власть в его стране, был вынужден либо "подмасливать" систему, либо полагаться на собственные силы. Правительство сделалось полезным исключительно для самого себя.

Эксперты по России уверяют, что Путин восстановил "публичную ложь" как режим работы в стенах Кремля. Подобно аналогичным фигурам из старой ИРП, первое лицо России исходит из предпосылки, что он сам знает, что будет лучше для государства, и он вправе поступать (и объяснять свои действия) так, как считает нужным, и тогда, когда считает нужным. "Путин не может уйти на покой по двум причинам, - сказано в недавней статье в St Petersburg Times. - Во-первых, против него выдвинуты серьезные обвинения в коррупции и хищении в особо крупных размерах. Во-вторых, режим Путина - это личная авторитарная система, где вся власть принадлежит правителю. Если он уйдет, его система будет готова к развалу".

"Единая Россия" фактически превратила "путинизм" в институцию, объявив его ключом к сохранению стабильности и легитимности России, создав картину Кремля, где отсутствие Путина - почти как Лос-Пинос без ИРП до 2000 года - немыслимо и, открыто или бессознательно, считается чем-то антироссийским. "Вот только стоит прийти туда (к власти) тем, кто скажет: мы знаем, как сделать лучше, - предостерег Путин российских избирателей в ноябре прошлого года, вторя шести десятилетиям предвыборной агитации ИРП, - и все это (достижения России) может посыпаться". Врагом России в глазах Путина является любой, кто не купился на путинизм.

Американцам следует особенно трезво присмотреться к России, которая не способна (или полагает, что не способна) управлять собой без своего сильного правителя с ледяными глазами; президент Никсон отказывался взглянуть на земли к югу от США в 1971 году после санкционированного властями массового убийства в праздник Тела Христова; президент Рейган отказался взглянуть в ту же сторону в 1985 году, после того, как агент управления США по борьбе с наркотиками Энрике Камарена был похищен, подвергнут пыткам и убит членами Гвадалахарского картеля (предположительно находившегося под покровительством Мануэля Бартлетта Диаса, в то время министра внутренних дел Мексики, члена ИРП и второго по могуществу политика в стране). Боязнь Америки оскорбить соседку (вначале продиктованная тем, что Мексика считалась товарищем в борьбе против коммунистических партий Латинской Америки, а затем ее восприятием как потенциального партнера по зоне свободной торговли) в сочетании со все более жестким авторитаризмом ИРП и ее все более тесным сращением с организованной преступностью, подорвали доверие к судебной системе Мексики и ее эффективность. Например, значки сотрудников Федерального директората безопасности Мексики стали известны под циничным прозвищем "лицензии наркоторговцев". Когда ИРП выставила правосудие на продажу, оказалось, что оно по карману только членам этой же партии.

Таким образом, ошибочно предостерегать, как это было сделано в недавней редакционной статье в Sacramento Bee, что "российский президент развязал своего рода "вторую холодную войну" или что "Путин и многие из его высокопоставленных чиновников, верно служившие коммунистической диктатуре, до сих пор сохранили советский менталитет", как предрекала редакционная статья в Charleston Post & Courier в нынешнем году. Попытки - точнее, даже упорные усилия - возродить эти отжившие политические образы времен холодной войны вынуждают нас к шовинистической слепоте, к устаревшему убеждению, будто любой тип российского авторитаризма - это лишь латентный сталинизм в его новейшем проявлении, что мы боролись с этими силами раньше и уже нанесли им поражение, а следовательно, можем разобраться с этой проблемой, не нуждаясь в новых идеях.

Разумеется, холодная война закончилась. Коррупция в России, как и в Мексике при ИРП, опасна для США не ядерными боеголовками и истребителями МИГ, а скорее тем, что в стране царит ненадежность и нестабильность, а судебной системой манипулируют политики. Если "Единая Россия" будет подражать модели ИРП, 140 миллионам россиян угрожает опасность получить правительство, которое патологически избегает служения своему народу. Возможно, параллели между этими примерами не абсолютны, но зловещие версии о причастности российских властей к убийству журналистки Анны Политковской в 2006 году и череде взрывов домов в 1999 году поразительно напоминают обвинения ИРП в причастности к убийству Камарены и бойне в день Тела Христова - кровавым спазмам коррумпированных правительств, которые совершают то, что требуется для собственной защиты, даже если для этого нужно пренебречь реальным государственным управлением. Перспектива подобного хаоса пугает, когда речь идет о России - государстве, располагающим вторым по величине запасом нефти в мире и крупнейшим на планете запасом каменного угля, о постоянном члене Совета Безопасности ООН и члене "большой восьмерки".

Хотя на президентских выборах в марте Медведев, наверно, не получит ни 93% голосов (столько получил психически неуравновешенный Хосе Лопес Портильо из ИРП в 1976 году), ни даже 70%, как Мигель де ла Мадрид, преемник Лопеса Портильо, в 1982, он благодаря одобрению Путина практически гарантированно станет следующим президентом России. И, как обещал сам Медведев, Путин, подобно Элиасу Кальесу в прошлом, будет маячить за его спиной в качестве министра-назначенца и советника; так формируется аналог "максимато" в современной России.