В воскресенье в рамках утренников народного театра на тему "Глобализация и насилие" российский писатель Виктор Ерофеев будет говорить о "терроризме в России". Накануне корреспондент Der Standart взял у него интервью.

- Вызвала ли последняя серия терактов долгожданный "поворот" в России?

- Об этом говорили часто и раньше, но на этот раз я согласен. Но не так просто пробудить народ, чтобы он осознал реальную опасность. Это можно сравнить с пробуждением животного - с одной стороны, пробуждается страх и чувство ответственности, прежде всего за детей, с другой стороны - пробуждается фашизм по отношению к кавказцам.

В России нет гражданского общества, которое бы адекватно могло реагировать на такое событие. У нас, скорее, население, а не народ, скорее, довольно аморфная масса - и ей, наверное, легче выжить в трудной ситуации, потому что она так растекается, что ее трудно поймать. Однако во время политического кризиса она не сплачивается и не становится нацией.

Представление о чеченцах тоже неоднородное. Мы находимся на пороге войны против цивилизации, и чеченские сепаратисты - часть этой войны. До сих пор я в принципе выступал за независимость Чечни. Но теперь я уже не знаю, что думать.

- В России довольно своевольно обращаются с истиной.

- Запад не доверяет России, потому что даже за добрыми намерениями скрывается традиционная ложь государства. Она была и при Ельцине и при Горбачеве - вспомните Чернобыль. Наша главная проблема с Западом в том, что нам не удается действовать едино. Мы демонстрируем эту слабость и даем возможность террористам действовать. Терроризм - это печальный шанс для России понять, что она является частью европейской цивилизации.

- То есть, по вашей жестокой логике, террор был еще недостаточно сильным?

- По всей видимости, нет. Но бесланская трагедия шокировала людей и наверно, заставила задуматься. Однако плохо, что у нас не работает аналитический аппарат. Европа анализирует и действует в соответствии с этим анализом.

Качественно и количественно Россия - это не европейская страна. Лишь у политиков и интеллектуалов, в том числе в советские времена, преобладали определенные европейские черты. Если смотреть так, то я стал относиться менее критично, чем раньше.

Потому что я чувствую, что страной без гражданского общества и с традиционными болезнями, такими, как коррупция, воровство, бюрократия, леность ума, трудно управлять. Ведь Путин сдерживает самые дикие желания среднего и бюрократического аппарата, который требует введения смертной казни или полного презрения к Европе. Он сдерживает радикальные силы.

- Если бы вам дали две минуты на государственном телевидении после терактов, что бы вы сказали населению?

- Что мы находимся на пороге новой войны. Я бы это не скрывал. Нужно искать пути сплочения нации. Но я в любом случае был бы против ограничительных мер Путина. Это цинизм, если учитывать сложность момента, и это в очередной раз подрывает доверие Запада.

- Реагирует ли искусство с точки зрения содержания на Чечню и террор?

- На уровне хорошей литературы и искусства - нет. Это показывает, что Россия в ее культурном измерении не может подойти к историческому вопросу, охватить его. С кем бы ни говорили о событиях в Беслане - либо все сводится к анекдотам, либо к фатализму. Все сконцентрировано на сегодняшнем дне. Никакой познавательной работы, повсюду анекдоты, болтовня.

- Какую же роль сейчас играет интеллигенция?

- Интеллигенции, которая являлась бы сектой, борющейся за счастье народа, в такой форме больше нет. Понятие счастья и народа изменилось. Новые цели - например, развитие свободы, гражданского общества - интеллигенция себе не определила. Сейчас просто есть писатели, умные люди, но не как интеллигенция. Печальное состояние, потому что интеллигенция всегда защищала духовные ценности. И в этом смысле она противостояла как православию, так и самодержавию, коммунизму и хаосу. Нынешний средний класс слишком слаб для этого.

- Вы работаете словами. Какое значение слово имеет в России?

- Его значение постоянно растет. Говоря цинично, это хорошо, что Путин закрутил гайки. Потому что доверие к социально-политической жизни падает, люди все больше уходят в культурную жизнь в последние полтора года. Во время парламентских выборов в прошлом году, которые мои либеральные друзья проиграли, мне задали вопрос на эту тему, и я ответил, что теперь мои депутаты - Чехов, Достоевский и Набоков.