Ходорковский и русская нелюбовь

С низвержением олигарха Михаила Ходорковского в России повторяется процесс, имеющий пагубную историческую традицию. При царях ли, при коммунистах ли - страна регулярно и систематично уничтожала свою элиту. Это и есть одна из основных причин постоянного провала всех попыток модернизации.

"Нет человека - нет проблемы": выражением, приписываемым Сталину, народная мудрость выразила суть его ужасного режима. И вот Россия больше не является тоталитарным государством, но у нее есть проблема. Имя ей - Михаил Ходорковский. Бывший долларовый миллиардер, чей нефтяной концерн ЮКОС был доведен президентской администрацией и прокуратурой до банкротства, а затем отобран, 31 мая этого года за уклонение от уплаты налогов и создание преступного сообщества был осужден на девять лет заключения в колонии.

Тем временем по аналогии с делом ЮКОСа тысячи успешных средних и мелких предприятий по всей стране были засыпаны вымогательскими постановлениями суда, на основании которых эти предприятия были присвоены коррумпированными чиновниками и криминальными элементами.

В ожидании рассмотрения своей кассационной жалобы Ходорковский, который вместе с проходящим по тому же делу Платоном Лебедевым все еще находится в изоляторе временного содержания, своей политической активностью доводит Кремль до белого каления. В газете "Ведомости" 1 августа Ходорковский опубликовал программную статью "Левый поворот", в которой призвал все оппозиционные силы к объединению на "либерально-социалистической платформе". Запертый в тюремной камере Ходорковский в ходе изнурительного процесса сохранил достоинство и самообладание и проявил убедительное превосходство над своими явными и тайными судьями.

Тяга к изничтожению

Ненависть к культурному типу, воплощенному в Ходорковском, которая иногда перерастает в настоящую тягу к его изничтожению, имеет в России глубокие исторические корни: социологи говорят о периодически возобновляющейся травле элит как одной из самых важных преград на пути вечно неудачных попыток модернизации. Своенравный модернист Василий Розанов, который как никто другой умел облекать в словесную форму русское коллективное бессознательное, пришел в конце позапрошлого века к выводу, что икона русской социал-демократии 1860-х годов, Николай Чернышевский - с его неуемной энергией и симпатиями к эмансипированно-патриотическим проектам, как в известном романе "Что делать?", - в нормальном государстве смог бы сделать захватывающую карьеру. В моральном уничтожении этого сильного и своевольного интеллигента Розанов видит характерную русскую черту.

Пока государство душило своих конкурентов в зародыше, народ "снизу" наблюдал, что успешно идущие в гору не слишком выделяются на фоне массы, и при случае наказывал их, пуская им "красного петуха". Об этом русском недоброжелательном отношении к победителям недавно напомнил писатель Виктор Ерофеев, который возводит генеалогию Ходорковского к герою упомянутого романа Чернышевского, "новому человеку" Рахметову, а также к гончаровскому Штольцу, которого коллективный Обломов ненавидит за его трудолюбие: "Вся беда в том, что ловкий, практичный, предприимчивый человек в России обречен не столько на зависть, сколько на нормальную русскую нелюбовь. Не люблю - и всё! Накуси - выкуси! В этом истоки драмы Ходорковского... Мы - народ. И непохожих нам не надо. На хрена нам этот чистоплюй! Он один чистый - а мы все грязные. Он - непьющий, а мы - пьющие. Он любит Америку, а мы ее, эту Америку, в гробу видали! Получается, что в его лице будущая Россия сидит в тюрьме у старой России, а действие происходит сегодня". Даже если Ерофеев и заходит слишком далеко в своей игре со стереотипами, все равно он, как в свое время Розанов, нащупал нерв русской нелюбви к выбившимся наверх людям вроде Ходорковского.

В 80-е годы юный выпускник московского Института тонких химических технологий стал заместителем секретаря одного из московских райкомов комсомола. С точки зрения тогдашней нравственно беспорочной интеллигенции - типичный циник и карьерист чистейшей воды. Вместе с другими комсомольцами Ходорковский во время перестройки стал неформальным "капиталистическим уполномоченным" партии, которая сумела использовать свои административные ресурсы для быстрого обогащения за счет государства. Он основал частный банк МЕНАТЕП - один из наиболее одиозных финансовых институтов того времени - и даже одно время в правительстве Ельцина был заместителем министра энергетики. Перед президентскими выборами 1996 года он вместе с другими олигархами участвовал в соглашении с "семьей" Ельцина - "займы в обмен на акции", в результате чего ему удалось урвать несколько сибирских нефтяных месторождений и уже через несколько лет сделать себе многомиллиардное состояние.

Закон - а закон готовился олигархами - был не в состоянии служить препятствием для его хитроумных налоговых трюков. Если бы Ходорковский действовал не столь бесцеремонно, его бы поглотили другие акулы дикого капитализма. Его критик Альфред Кох, который при Ельцине отвечал за управление госимуществом и фиктивные приватизационные аукционы, однажды в публичном докладе с удовлетворением поведал о том, что Ходорковский вполне сознавал относительную законность своих действий. Он постоянно высказывал следующий тезис: "Если бы у нас было государство, я бы давно сидел за решеткой". Если поверить доносу Коха, то драма заключенного ныне в тюрьму олигарха приобретает более глубокий смысл. Литературные параллели, которые воскрешает Ерофеев, не учитывают всей сложности феномена Ходорковского. Здесь, скорее, поможет Достоевский. Ведь Ходорковскому, как когда-то Ивану Карамазову, предстоит теперь смириться с фактом, что его пророчество оправдалось: государство, чьи расплывчатые основы были заложены во времена "первоначального накопления капитала", нанесло удар - и именно в тот самый момент, когда миллиардер захотел подняться над хищническим капитализмом.

В отличие от других олигархов, Ходорковский постиг экономические преимущества прозрачности и принципов правового государства и выступил против разорительного грабежа предприятий бюрократами. Он сделал ставку на международные правила прозрачности и на социальную ответственность. Его фонд "Открытая Россия" финансировал молодежные образовательные программы. В Российском гуманитарном университете (речь идет об РГГУ. - Прим. ред.) взращивалась современная элита.

Процесс приведения крупного капитала в рамки цивилизованного бизнеса

Одним словом, Ходорковский сознательно отошел от практики 90-х годов. В России он олицетворял процесс приведения крупного капитала в рамки цивилизованного бизнеса и тем самым угрожал существованию власти бюрократии и криминала. Неудивительно, что таким образом он снискал ненависть не только серого кардинала в Кремле, но и своих конкурентов. Конечно, большая часть интеллигенции и населения не поверила в произошедшую с ним перемену. В начале июня 50 видных деятелей, среди них бывший диссидент Рой Медведев и писатель Дмитрий Липскеров, выступили с открытым призывом в поддержку "справедливого" приговора Ходорковскому, что заставило вспомнить об организованных акциях против советских "отщепенцев". В то время, когда мужество и честь у элиты не в почете, Ходорковский представляет собой героя-одиночку. Его ненавидят за его силу.

Обращение с Ходорковским - это индикатор состояния политического класса и одновременно симптом отсутствия культурных перемен, без которых в модернизации России не обойтись. Рушится не только человеческая жизнь, но и ни с чем не сравнимый общественный потенциал. Страна, которая может позволить себе уничтожить Ходорковского, имеет одну существенную проблему: свое будущее.