Вчера вечером освобожденная британская заложница Фэй Терни рассказала о том, как над ней издевались иранские охранники, снимая с нее мерку якобы для гроба.

Этот кошмарный фарс был психической пыткой, хотя для военного моряка Фэй он выглядел пугающе правдоподобно.

25-летняя мать провела 13 дней своего тегеранского плена в полной изоляции.

Она вспоминает: "Однажды утром возле своей камеры я услышала, как пилят дерево и заколачивают гвозди. Я не могла понять, в чем дело. Затем в мою комнату вошла какая-та женщина и стала обмерять меня рулеткой с головы до ног".

"Результаты измерений она выкрикивала мужчине за дверью. Я была уверена, что они сколачивают для меня гроб".

Фэй рассказала, как ее заставили написать письма с "признанием" о том, что моряки находились в иранских водах. Рассказала, что улыбающиеся лица моряков и морских пехотинцев, которые показывали по телевидению, были лишь жестокой пародией на реальность.

Но, несмотря на многочасовые допросы, которые повторялись до трех раз за день, она твердо отказалась сообщить какие бы то ни было военные тайны. Фэй рассказала The Sun следующее.

- Ее раздели до трусов и, забрав всю одежду, заперли в маленькой холодной камере.

- Ее предупреждали, что она может больше не увидеть свою трехлетнюю дочь Молли и спрашивали, готова ли она "умереть за свое правительство".

- Угрожали отправить на несколько лет в тюрьму за шпионаж, если она не будет делать то, что от нее потребуют.

Однако самой большой жестокостью со стороны людей Махмуда Ахмадинежада стало то, что ее разлучили с 14 товарищами-мужчинами, после чего объявили, что тех отправили домой.

Вспоминая момент расставания, она рассказывает: "Мне на глаза надели повязку и увели от остальных ребят. Я лишь смогла услышать, как у меня за спиной один из них закричал: "Нас хотят расстрелять!" Вот тогда я впервые по-настоящему испугалась. Я действительно верила, что они могут это сделать. Мне в бок ткнули дуло пистолета. Я спросила: "Что вы с ними сделаете?" Но мне не ответили. Меня посадили в крохотную камеру и приказали раздеться. Они забрали у меня все, кроме трусов. Затем в камеру бросили какую-то хлопковую пижаму и четыре грязных одеяла. Металлическая дверь снова с шумом захлопнулась".

Через несколько часов Фэй приказали надеть черный мусульманский платок, в котором она должна была отправиться к дежурному офицеру.

Об этом человеке она вспоминает как о неприятном типе и говорит, что его коричневые кожаные ботинки не забудет никогда. Фэй, живущая в Плимуте, продолжает: "Я спросила его: "Где мои друзья? Я хочу их видеть". Тот ответил: "Какие друзья?" Я объяснила: "Феликс и Крис" (лейтенант Феликс Кармен и капитан Крис Эйр). Он прикоснулся к моей голове и сказал с улыбкой: "Нет, они уже отправились домой. Теперь здесь только ты".

"Меня увели обратно в камеру, - рассказывает она, - и это был самый тяжелый для меня момент. Я думала только об одном: я осталась совершенно одна. Теперь они могут делать что угодно, и никто не узнает. Тогда я совсем потеряла присутствие духа. Могла думать только о том, что сейчас испытывает моя семья. Что мой муж Адам скажет Молли? Знают ли они вообще, что я пропала? Я плакала не переставая. Я спрашивала охранников о своих друзьях, но те лишь смеялись надо мной".

Почти все время своего плена Фэй провела в той самой комнате 6 футов на 5 футов 8 дюймов. Никакой мебели не было, лишь белые потрескавшиеся стены. Единственным источником естественного света было маленькое окошко, расположенное слишком высоко, чтобы в него можно было хоть что-то увидеть.

Днем она оставалась одна и часами занималась тем, что играла сама с собой в крестики-нолики. Она дошла до того, что сосчитала 135 кирпичей в стенах, 266 колец вентиляционной трубы и 274 с половиной квадрата на старом ковре. Ночью ей завязывали глаза и вели в расположенную неподалеку комнату для допросов. Фэй со своими товарищами с судна "Корнуолл" была захвачена на небольшой лодке, осуществлявшей патрулирование. Она рассказывает: "Каждую ночь были одни и те же вопросы. Иногда меня приводили туда по два-три раза. Однажды допрос продолжался до 6:00. Они спрашивали про пункт назначения моего судна, про расположение других кораблей коалиции в Персидском заливе, про защиту британских кораблей, способы связи, действия США. Эти сведения могли повредить моим сослуживцам, и я бы никогда в жизни этого не сказала, что бы они ни делали. Я отвечала: "Откуда мне знать? Я, черт возьми, просто управляла катером". Старалась изобразить тупую блондинку".

По прошествии нескольких дней игра усложнилась.

Фэй продолжает: "Угрозы звучали все более открыто. Один раз мистер Коричневые Ботинки спросил меня: "Как ты смотришь на то, чтобы умереть за свою страну?"

"На следующей день другой офицер на допросе говорил: "Нет, ты просто не понимаешь, ты должна сотрудничать с нами. Ты что, не хочешь снова увидеть свою дочь?"

На пятый день их тактика резко изменились.

"Появились два новых человека в костюмах, - рассказывает Фэй. - Они не кричали, как остальные. Один из них заявил, что они пришли ко мне с предложением. Если я признаюсь, что мы находились в иранских водах, и напишу письма своей семье, британскому и иранскому народу, то меня отпустят в течение двух недель. Если не напишу, то меня будут судить за шпионаж и отправят в тюрьму на "несколько лет". На раздумья мне дали всего час".

Фэй говорит: "Я боялась, что, если сделаю это, меня будет ненавидеть вся Британия. А в то же время я понимала, что это единственный шанс выполнить обещание, которое я дала Молли: вернуться домой к ее дню рождения, 8 мая. Я решила воспользоваться этим шансом и писать письмо так, чтобы мое командование и семья сразу могли догадаться, что в действительности это писала не я".

В закодированном послании, которое, как она надеялась, смогут прочитать, Фэй назвала свой корабль по номеру F99 - моряки никогда так не делают.

"Я убедилась, что в написанном не было ничего опасного. Там не было ни одного искреннего слова".

На шестой день она наконец поняла, что все-таки не одна. В ее камеру неожиданно бросили одного из морских пехотинцев - они с Фэй крепко обнялись.

Каждому из заложников выдвинули такой же ультиматум - все в конце концов согласились.

На десятый день пленникам позволили каждый вечер проводить драгоценный час вместе.

Но, как рассказывает Фэй: "На телевизионных кадрах мы улыбаемся просто потому, что было облегчением увидеть друг друга. Мы не могли сдерживаться. Иранцы это знали. Потому и снимали нас в этот момент. А потом нас разводили по камерам, и мы снова оставались в одиночестве".

По словам Фэй, ее вдохновлял пример пилота Джона Никола и сержанта SAS (а теперь советника The Sun по безопасности) Энди Макнэба. Оба они пережили иракский плен в ходе первой войны в Заливе. Фэй говорит: "Я читала книги этих людей, когда была подростком. Их рассказы вселяли в меня надежду".