В ходе одной из множества дискуссий, происходивших за последние десять лет в незаменимой Московской школе политических исследований между русскими и иностранцами, я недавно перед залом, полным бывших местных управленцев, политиков и педагогов, отстаивал положение, что самое необходимое для их страны - это общественная журналистика.

Такая журналистика может поступать через газеты, радио и телевидение. Ее цели: новости, информация и анализ в доступной и объективной форме с освещением противоположных точек зрения, обращения к правительству, властям и крупным корпорациям с тем, чтобы заставить их осознать свою ответственность.

Меня вежливо выслушали и сказали, что все это было бы очень хорошо. Но мои доброжелательные слушатели добавили, что не станут замирать в предвкушении. Мы не думаем, что это произойдет в ближайшем будущем, сказали они.

Трудно спорить с этим. В последнем номере журнала, который начинал существование как "Большевик", потом был переименован в "Коммунист", а теперь стал "Свободной мыслью"(отличное резюме истории России ХХ века), Виталий Третьяков обрисовал историю российской журналистики за последние 15-20 лет.

Вначале был период всеобщего воодушевления социальным плюрализмом при Михаиле Горбачеве в конце 1980-х. Потом наступили времена Ельцина, когда часто скандальная, но свободная пресса поддерживала хаотичное, но либеральное правление. Это продолжалось до середины 1990-х, когда начался период конфронтации между прессой, контролируемой олигархами, и правительством. И наконец, начиная с 2000 года и по сей день государство во главе с президентом Владимиром Путиным полностью контролирует средства массовой информации.

На протяжении большей части описанных этапов журналистика была профессией с высоким уровнем риска. Множество российских журналистов погибли в Чечне или по вине представителей могущественных групп от криминального бизнеса, которым они перешли дорогу. Убийство американского журналиста, репортера Forbes и разоблачителя олигархов Павла Хлебникова, состоявшееся в прошлом месяце, привлекло всеобщее внимание только потому, что жертвой стал гражданин иностранного государства.

Третьяков говорит, что в целом восстановление государственного контроля - это положительный фактор. Народ хочет спокойствия в советском стиле в сфере средств информации. Если интеллигенция жаждет критический мысли и утопических рассуждений о лучшем мироустройстве, она может иметь свою собственную либеральную прессу с небольшим тиражом.

Хотят ли люди получить государственный контроль или нет, они, безусловно, его уже имеют. Большинство критических - иногда, конечно же, чрезмерно критических - программ исчезло с телеэкранов. Верноподданный Кремля, не скрывающий этого, руководит НТВ, основным негосударственным каналом. Он все еще независим от государства. Он принадлежит "Газпрому", огромной полуприватизированной естественной газовой монополии. На большинстве каналов программы новостей начинаются с официальных отчетов о действиях Путина.

Чем более авторитарным - и, как следствие, более шатким - становится российское государство, те больше оно нуждается в прессе. Российская государственная власть, борющаяся за самоопределение после беспрецедентных репрессий ХХ века, не может не быть хрупкой. Более того, граждане страны, многие из которых выросли еще при Советском Союзе, неизбежно будут обращаться к прошлому в поисках успокоения и сеять семена прошлого в надежде на счастливое будущее.

В этом смысле Третьяков - не последний по цинизму в ряду циничных журналистов постсоветского периода - прав. Выступать против государственной власти, как делали олигархи в конце 1990-х, значило закрывать глаза на то обстоятельство, что государство не достаточно эффективно управляет гражданами, весьма смутно представляющими, как должно осуществляться управление в нормальном обществе.

СМИ, которые всегда отдавали предпочтение коррумпированному частично свободному будущему перед всем тем, что хоть отдалено напоминало бы авторитарное прошлое, никогда не имели возможности или даже желания осознать свою миссию независимого органа.

Советская журналистика была рабской журналистикой - этот тип еще сохранился во многих странах мира. Журналистов обучали, как воздействовать на людей. Поскольку у них не было независимой науки, поддерживающей их профессию, как у врачей, ученых-естественников или инженеров, то у них не было защиты от партийного государства. Когда государство рухнуло, они остались ни с чем, и стали искать убежища в теориях заговора, погоне за наживой, беспечным потреблении, цинизме, посредственности и - лишь изредка - смелой журналистике высокого качества, как та, которой занимается Анна Политковская, освещающая войну в Чечне.

Сейчас, при неблагоприятных обстоятельствах, журналистам брошен вызов: они должны создать, развить и попытаться установить представление о журналистике как о публичном служении. Эта журналистика должна завоевать доверие, возможность и свободу предлагать независимые точки зрения на различные события, которые здравомыслящим людям, придерживающимся разных мнений, будут казаться разумными попытками найти истину. Ради этого государство в России должно предоставить прессе свободу. В путинской России не так много доверия и свободы, но пока их по крайней мере достаточно, чтобы пытаться добиться большего.