В России кровь и политика все больше смешиваются воедино. В следующем месяце - президентские выборы; в этом месяце - террористический акт в московском метро в утренний час пик. Что-то подобное происходило и во время парламентских выборов в декабре прошлого года: рядом с Красной площадью взорвала себя террористка-смертница, а на юге России была взорвана электричка.

Пока доподлинно неизвестно, кто совершил зверство в метро. Однако террористы-самоубийцы из Чечни - зачастую женщины - стали в последние четыре года ужасной реалией путинской России. Москвичи всегда будут помнить рок-концерт на стадионе прошлым летом (14 погибших, не считая двух шахидок). Была еще одна, неудавшаяся попытка теракта-самоубийства в московском ресторане (один сапер погиб, террористка арестована). И никто никогда не забудет ужасный захват заложников в театре позапрошлой осенью (российские спецназовцы убили газом боевиков-мужчин и женщин в поясах смертниц вместе с 157 заложниками).

Не исключено, что за последним терактом также стоит желание чеченцев использовать момент перед выборами для продолжения своей борьбы за независимость.

Кровопролитие в метро, несомненно, повлияет на президентские выборы 14 марта. Этот теракт заставит не только скорбящих близких погибших и два миллиона пассажиров московского метро, которые, пробираясь по переполненным эскалаторам, платформам и вагонам, будут со страхом смотреть на сумки и лица темноволосых жителей южных регионов, но и миллионы сторонников Путина в России проголосовать за Путина.

Его политическая карьера изначально была античеченской. Именно Путин возобновил борьбу против независимости мятежного народа. Огромную популярность набрал его грубый девиз мочить террористов в сортире. Эта грубость, ныне распространенная и на миллиардеров постсоветской эпохи, которые могут угрожать его авторитарной власти, пользуется поддержкой у российских избирателей.

Еще до взрыва опросы общественного мнения показывали, что более 80% избирателей хотят видеть Путина президентом второй срок. После теракта Путин обвинил в его совершении лидера чеченских сепаратистов Аслана Масхадова и отмел утверждение своего единственного оппонента-либерала о том, что на самом деле контратаку чеченцев провоцирует его собственная чрезмерная жестокость по отношению к ним.

Между тем, именно об этом ему и следовало бы задуматься. Какова цель войны, которая унесла жизни от 5 до 15 тысяч российских солдат, сегодня уже никто не знает. 10 лет назад первая чеченская война задумывалась как быстрый способ сокрушить чеченский национализм. Не удалось. Теперь война породила новое, "палестинизированное" поколение боевиков: молодые люди, которые видели, как российские войска вырезали их семьи, у которых не осталось почти ничего на этой превращенной в руины земле, ради чего стоит жить, готовы положить жизнь на алтарь своей борьбы.

Путин не будет вести переговоров. Вместо этого в прошлом году он просто заявил, что война окончена. Иллюзорная программа восстановления мира включала амнистию, на которую никто не отреагировал, и открыто сфальсифицированные выборы марионеточного чеченского президента. В результате, по словам Путина, мы имеем регион, который отказался от сепаратизма и принял решение строить мирную жизнь в составе России.

Но никто на самом деле в этот "мир" не верит. Российские солдаты продолжают умирать. Военный контингент в Чечне был сокращен почти вдвое - до 40 тысяч. Но даже генералы признают, что в прошлом году в Чечне погибло 263 солдата. И еще есть 30 тысяч военнослужащих министерства внутренних дел и разведки - крупные силы, которые будут нести потери в таком же количестве.

Может сложиться впечатление, что россияне устали от войны, поскольку им приходится жить в постоянном страхе перед террористическим возмездием и в страхе за своих сыновей, которых отправляют умирать в Чечню.

Но это не так. Отчасти из-за однобокого освещения в СМИ, которое подкармливает российскую концепцию чеченского варварства. Отчасти из-за ненависти к инородцам, которая так глубоко укоренилась в российском сознании. Народ, живущий в центре европейского континента, неоднократно становился жертвой вражеских нашествий. Россияне подозрительны к чужим, и это всегда отражалось на их политике.

Российские политики всегда играли на страхе перед "внешним врагом", кем бы он ни был - немцем, поляком или евреем. После краха Советского Союза в 1991 году в этот список попали чеченцы с темной кожей и их менталитетом беззакония, став русскоговорящими "плохими парнями". Даже если россияне не верят в то, что говорят их лидеры о Чечне, они все равно не настолько любят чеченцев, чтобы опровергать версию своих лидеров.

Наконец, чеченская война разрешает один из самых сложных для постсоветской России вопросов: что делать с армией. Насчитывающая более миллиона человек, она слишком велика для нынешней России. Однако именно армия находится в самом сердце представления России о себе. Ни у одного российского президента не хватило духу сократить ее вполовину и перевести на профессиональную основу.

Решением проблемы кажется Чечня. Генералы могут увековечить свое имя, солдаты, идущие в Чечню, тоже получают выгоды. "Экономика" конфликта вызывает ужас: российские солдаты держат в яме гражданского человека, живого, ожидая выкупа от его родственников. Цена за труп гораздо выше. Богатеют все, даже теневые чеченские группировки, сотрудничающие с солдатами; умирает только чеченское гражданское население.

Мир сочувствует жертвам зверского теракта в московском метро. Но воинственность - это неправильное решение в данной ситуации. Путин оказал бы россиянам большую услугу, если бы взглянул в лицо правде о Чечне, признал, что там все еще идет война, и сделал первый шаг для достижения настоящего мира.