The Washington Times | 10 августа 2004 г.
Знакомство с Владимиром Путиным
Питер Лавелль
Учебник текущих политических событий был бы кошмаром для издателя. Однако второе издание сборника "Путинская Россия. Прошлое несовершенно, будущее неопределенно" (под редакцией Дейла Херспринга, Rowman & Littlefield Publishers) выдерживало проверку событиями, быстро сменяющими друг друга.
Идет ли речь о свежих новостях или о корнях нерешенных болезненных проблем, книгу отличают аналитическая масштабность и интеллектуальная строгость, необходимые тем, кто задается вопросами "Кто такой Путин?" и "Куда идет Россия?"
Для многих наблюдателей Путин остается необъяснимой политической фигурой. В книге содержится две основные проблемы, касающиеся Путина: необходимость путинских реформ в России (и надежда, что он преуспеет) и растущая озабоченность по поводу того, что проект реформ медленно, но верно отходит от западных ценностей, связанных с важностью демократических принципов, открытым гражданским обществом, независимыми СМИ и конкурентоспособной рыночной экономикой.
Все они, в той или иной степени, характеризуются пониманием мотивов Путина, стоящих за принятием решений. Однако нет единства в вопросе о том, является ли представление Путина о России благом для будущего страны и остального мира.
Тимоти Колтон и Майкл Макфоул разбирают один из самых насущных вопросов, беспокоящих западную общественность, политиков и аналитиков: до какой степени Россия является демократией? В статье "Путин и демократизация" Колтон и Макфоул не дают однозначного ответа, но явно придерживаются мнения, что Россия отходит от более ранних тенденций, которые считались признаками демократического развития в 1990-е годы.
Томас Ремингтон в статье "Путин, Дума и политические партии" ставит тот же вопрос в контексте институционализации демократии, существующей или не существующей в российском парламенте, и приходит примерно к таким же выводам.
Николай Петров и Дарелл Слайдер, авторы статьи "Путин и регионы", выражают более серьезную озабоченность по поводу попыток Кремля уничтожить региональную автономию.
Анализ Колтона, Макфоула, Ремингтона, Петрова и Слайдера был бы превосходным, если бы они, как часто случается с западными учеными, не чересчур идеологизировали то, чего следует ожидать от российской демократии в период, когда направление экономического страны остается далеко не ясным. Путинская Россия не является страной, к которой можно применять мерки, предлагаемые в учебниках, и доморощенные надежды на то, что ее форма демократии в конце концов станет похожей на форму, существующую в США и других странах Запада.
Путин явно не противник демократии. Однако он демонстрирует равнодушие к демократическим институциям и признакам демократии в той мере, в какой они, по его мнению, препятствуют созданию его модели более динамичной и современной российской экономики.
Путин часто подвергается резкой критике за вмешательство в дела средств массовой информации, особенно электронных СМИ. Макфоул и журналистка Маша Липман в статье "Путин и СМИ" детально рассматривают историю отношений между Путиным и СМИ, которые когда-то контролировали олигархи. С долей скептицизма они отвечают на вопрос, уважает ли Путин западное понимание свободы слова.
Однако их обоих слегка заносит. Они делают противоречащее фактам заявление, которое ничем не подкреплено: "Путин мог бы наказать или призвать к ответу олигархов, не разрушая их медиа-империи". Кроме того, фактически никто из критиков отношения Путина к СМИ не задается фундаментальным вопросом, когда речь идет о роли СМИ в обществе: получают ли граждане достаточно информации о положении дел в обществе, чтобы принимать информированные решения? На самом деле, да. Если бы Липман и Макфоул взглянули на российские СМИ под этим углом, их оценка не была бы столь катастрофичной.
Джеймс Миллар в статье "Путин и экономика" и Питер Рутленд, автор статьи "Путин и олигархи", рассматривают суть экономической стратегии Путина. Миллар утверждает, что Путин понимает причины экономических провалов при Никите Хрущеве, Михаиле Горбачеве и Борисе Ельцине и сознательно ищет альтернативную политику. (Более вероятно то, что Путин использует экономический хаос 1990-х годов как негативную модель при принятии экономических решений.)
Сильной стороной этой части книги является понимание Милларом "дела ЮКОСа", когда оно только начало разворачиваться. Он привлекает внимание, пожалуй, к самому неприятному вопросу, касающемуся ЮКОСа и его главных акционеров. "Спустя 5-10 лет пересмотр итогов приватизации является подлинной дилеммой для руководства: законность частной собственности и защита прав собственников в целом или популярное требование справедливого распределения собственности, которая в советские времена принадлежала государству".
Во многих отношениях Рутленд начинает там, где останавливается Миллар. Пожалуй, лучший специалист по российскому бизнесу, Рутленд дает обзор истории "экономической олигархии" в постсоветской России, а затем оценивает полезность этого феномена в контексте экономических целей Путина.
Глава написана без оглядки на дело ЮКОСа, но заканчивается на ноте, максимально близкой к пророчеству. "Неизвестно, связан ли медленный темп изменений с тем, что Путин не понимает необходимости дальнейших реформ, или с тем, что ему не хватает политического авторитета для их проведения". Конечно, в этой части книги дело ЮКОСа не объясняется, видимо, прежде всего потому, что оно еще не развернулось.
Если бы в российском военном руководстве в июле не произошли серьезные изменения, глава Дейла Херспринга "Путин и военная реформа" многих привела бы в замешательство. Реформирование российского военного мышления и истеблишмента всегда было для Путина важным пунктом повестки дня. В этой части книги читатели знакомятся с исчерпывающей историей, стоящей за недавними перетрясками в российской армии.
Во многом в том же ключе автор статьи "Путин и войны России в Чечне" Джейкоб Кипп рассматривает самый трагический и, похоже, бесконечный аспект новейшей российской истории. Кипп не открывает ничего нового и не предлагает альтернативной политики, которая могла бы привести Кремль к окончанию чеченского кошмара. Однако повествование изобилует деталями и ставит чеченские войны в международный контекст. Но есть один явный пробел: кремлевский эксперимент с "чеченизацией" при недавно убитом Ахмаде Кадырове.
Статья Херспринга и Рутленда "Путин и российская внешняя политика" напоминает нам о мастерстве, с которым Путин разыграл слабые карты, доставшиеся России после распада СССР. Авторы уделяют особое внимание тому, как Путин избирательно (и часто успешно) обхаживал Запад, не упуская из виду желание России найти свое место в быстро развивающейся международной системе. Путин, отражая свою внутреннюю политику, понимает, какое пространство для маневра дает России неопределенность и изменчивость мировой политики.
В сборнике освещаются три важные сферы, которым редко уделяется внимание: культура, сельское хозяйство и демография.
Статья Бориса Ланина "Путин и культура", описательная с небольшой долей анализа, касается того, что многие в России и на Западе склонны считать "культом личности" Путина. Несомненно, Кремль, да и сам Путин, требуют от электронных СМИ создания положительного имиджа президента. Однако нам так и не сказали, что в этом плохого, и почему "культ" Путина является новшеством, учитывая российскую традицию расточать похвалы лидерам.
Статья Стивена Вегрена "Путин и сельское хозяйство" написана жестко и посвящена специфической проблеме. Тем, кто интересуется сельским хозяйством России, работа Вегрена доставит истинное наслаждение. Однако для остальных ее ценность заключается в подходе: сначала описывается проблема, затем стратегии реформ и наконец, результаты. В отличие от остальных авторов, Вегрен представляет пакет реформ, который оказался незамеченным успехом: в области сельского хозяйства Россия вновь самодостаточна и является экспортером.
Многие наблюдатели согласны с тем, что при Путине в России началось выздоровление от постсоветского хаоса. Однако Дэвид Пауэлл в статье "Путин, демография, здравоохранение и экология" напоминает нам о том, что России еще далеко до выхода из кризиса. Эта часть книги не вполне соответствует тому, что заявлено в заглавии. Автор дает самую масштабную картину продолжающегося демографического коллапса, конца которому не видно. Читайте внимательно, здесь содержатся новые проблемы будущей России.
В заключительной части бывший посол в России Джеймс Коллинз предлагает личный взгляд на путинскую Россию. Коллинз ненавязчиво напоминает нам о том, что Путин склонен к переменам и преемственности, реформируя Россию.
На мой взгляд, все авторы сборника внесли в него важный вклад, но мне более симпатична точка зрения Рутленда, Херспринга и Коллинза. Путиным движет не идеология, он не является ни оппортунистом, ни советским атавизмом. Он проявил себя как прагматик.
Обратная связь: редакция / отдел рекламы
Подписка на новости (RSS)
Информация об ограничениях