"Желаем ли мы успеха Европейскому союзу?" Этот риторический вопрос Джордж Буш задал группе интеллектуалов в Белом доме весной 2001 года, за несколько дней до своего первого визита в Европу. "Это была шутка!" - добавил он с легкой улыбкой. Прошло четыре года, и тем же вопросом вновь задаются в Вашингтоне.

На всем протяжении иракского кризиса американская администрация постоянно настраивала европейские страны против Европы. Что делать сегодня со Старым континентом? Европейцы, которые продолжают думать о себе либо сравнивая себя с США, либо противопоставляя себя им, должны знать: американцы теперь смотрят на них по-другому - с обидой или восхищением, с завистью или с недоверием, но только не высокомерно и не равнодушно.

В тот самый момент, когда страны ЕС захлестывает волна "евроскептицизма", по ту сторону Атлантики выходят книги и статьи, авторы которых подчеркивают "европейскую специфику" и задумываются над увеличением различий между двумя конкурирующими отныне моделями - европейской и американской, - делающими бессмысленным единое в прошлом понятие "Запад". В своей провокационной книге Джереми Рифкин в лирических тонах описывает "европейскую мечту", по всем статьям превосходящую американскую цивилизацию. В более умеренной по тону книге Т.Р.Рейда, журналиста из Washington Post, прожившего пять лет в Лондоне, говорится о "Соединенных Штатах Европы". Автор предупреждает: "Мы должны признать и принять тот факт, что на планете есть вторая сверхдержава... Одним словом, Соединенные Штаты Америки должны проявить уважение к Соединенным Штатам Европы".

Как пишет историк Тони Джадт, "становится ясно, что Америка и Европа - не два этапа исторического пути, на котором европейским странам нужно готовиться к тому, чтобы дать ответ на американский опыт или унаследовать его по прошествии известного срока. Речь идет о двух по-настоящему различных уголках мира, и очень возможно, что они будут развиваться в разных направлениях".

Даже правоконсервативный лагерь, который всегда с презрением относился к этой декадентской и левацкой Европе, начинает считаться с реальным существованием этой новой державы. "Очень легко зубоскалить по поводу Европейского союза, - пишет Артур Уолдрон в последнем номере журнала Commentary. - Но это значит недооценивать серьезности намерения Европы стать единым целым".

Это не только дебаты в узком кругу заокеанских интеллектуалов. Простые американцы, которые, как часто утверждают, даже не могут найти Европу на карте, выражают свое отношение к рождающейся новой державе. Год назад, судя по результатам опроса, проведенного Фондом Пью, каждый второй американец считал, что Европейский союз, равный по мощи США, - это "плохо". Однако результаты другого опроса, недавно проведенного Фондом Джермана Маршалла, показывают, что два американца из трех считают "весьма желательным" или "скорее желательным" "прочное лидерство" Европейского союза в мире. Согласно тому же опросу, 54% американцев выступают за более тесные отношения между США и Европой. Лишь 12% опрошенных считают, что Франции и Германии следует изменить свою политику, чтобы сделать ее более близкой к позиции Америки.

Американские политики, руководители фирм, биржевые трейдеры - все признают, что времена изменились. Вот что сказал, например, спикер палаты представителей, когда Евросоюз заставил Вашингтон отменить налоговые льготы для транснациональных корпораций: "Мы совершили революцию 230 лет назад для того, чтобы европейцы перестали указывать нам, как собирать в стране налоги... Но факт в том, что Европейский союз и ВТО держат что-то вроде дамоклова меча над нашими головами. Нам это не нравится, но мы должны делать то, что нам указывают европейцы".

В дипломатическом плане администрация, похоже, также сделала шаг навстречу Европе: об этом свидетельствуют турне Кондолизы Райс и предстоящий через две недели визит Джорджа Буша. Конечно, война в Ираке разделила европейские страны и напомнила, что политический союз далеко еще не стал реальностью. Но она также продемонстрировала бесплодность американской политики, явно направленной на внесение раскола в ряды европейцев. Знаменитый призыв "наказать Францию, проигнорировать Германию и простить Россию", приписанный Конди Райс, является достоянием прошлого, а сама Райс, став госсекретарем, сделала своими помощниками людей, которые знают европейцев как свои пять пальцев и пользуются их уважением.

"Два фактора сыграли свою роль, - пишет Саймон Серфейти, директор отдела Европы Центра международных стратегических исследований. - Это осознание того, что европейский потенциал может оказаться полезен, и признание американцами пределов имперской мощи: раз уж без союзников не обойтись, ими нужно сделать европейцев".

Не будем также забывать, что политика раскола проводилась вопреки здравому смыслу: Джорджу Бушу не только не удалось столкнуть между собой Францию и Германию, но он не смог даже достойно вознаградить тех, кто ему помог. Тони Блэр, совершивший визит в Вашингтон в ноябре, так ничего и не получил по Ближнему Востоку, поляки до сих пор ждут смягчения визового режима для своих граждан, а итальянцы рассержены тем, что Буш не приедет в Италию в феврале. "Мы умеем наказывать врагов, но не умеем вознаграждать друзей", - иронизирует по этому поводу Саймон Серфейти.

Насколько реален этот поворот? "То, что Буш едет в Брюссель, чтобы встретиться одновременно со всеми европейскими странами, есть весьма позитивный момент. Раньше он поехал бы в НАТО, а не в ЕС". Однако насколько искренни эти жесты, судить еще рано. Конечно, идея о том, что Европа может оказаться полезным союзником, пробивает себе дорогу. "Уже несколько недель я слышу в Вашингтоне восторги по поводу сотрудничества между американцами и европейцами в таком вопросе, как вопрос об Украине", - пишет Джон Глейн из Фонда Джермана Маршалла.

Но двойственность американской позиции (взять, к примеру, случай Ирана) остается очень заметной. Если и имеет место зарождение Европы как державы, то этот процесс идет медленно, а тем временем многочисленные консерваторы сохраняют недоверие к Брюсселю. Дональд Рамсфельд, например, в 2001 году заявлял, что "нет никакой Европы - есть лишь территория, занятая определенным количеством государств", но в то же время яростно выступал против создания независимой европейской военной структуры.

С одной стороны, американцам импонирует процесс объединения народов, в чем-то схожий с тем процессом, который они сами пережили триста лет назад. С другой - они часто выражают скепсис о поводу "европейской модели". "Некоторые смотрят на сегодняшнюю Европу и видят в ней неудачную модель, которая движется к кризису", - замечает Джонатан Роуч из National Journal, который считает, что нынешнее восхищение Европой сродни восхищению, которое в 80-е годы внушала Япония. Многие, и не только в окружении Буша, продолжают думать, что это европейские страны должны реформировать свою экономику (читай: придать ей американскую эффективность), чтобы добиться таких же темпов экономического роста, каких добились США.

Не будем говорить о консервативной Америке, для которой Европа, становящаяся все более "социалистической", является скорее пугалом, чем моделью. Достаточно только прислушаться, чтобы заметить, насколько велико различие между Старым и Новым Светом. Вот лишь два из тысячи примеров, взятых из событий прошедшей недели.

В Давосе актриса Анджелина Джоли сказала, что наше поколение будет "первым, имеющим средства, науку и технологию, позволяющие покончить с бедностью", выразив тем самым чисто американскую веру в безграничные возможности технического прогресса.

В Нью-Йорке левый сатирик Джон Стюарт, чье "Дневное шоу" едко высмеивает американскую политику, скептически отозвался о намерении европейских стран запретить свастику: "Самый лучший способ сделать еще более притягательным то, что хотят запретить, - объявить это незаконным". Между тем на Бродвее мюзикл Мела Бруклина "Продюсеры" изобилует изображениями свастики, а актеры распевают песенку "Весна для Гитлера" (Springtime for Hitler in Germany)...

Пусть не согласится с этим Джереми Рифкин, но вопрос заключается не в том, хотят ли американцы или должны ли они принять "европейскую модель". Все проще: Америка 2005 года начинает считаться со строящейся Европой. И вопрос, заданный четыре года назад в шутливой форме, сегодня звучит самым серьезным образом: "Желаем ли мы успеха Европейскому союзу?"