Менее чем за 10 дней Первез Мушарраф совершил два визита в Пекин. Это настоящий рекорд в истории китайско-пакистанских дипломатических отношений. Хотя второе посещение, состоявшееся 4 января, имеет особый характер: речь шла о простом "транзите" по пути в Катманду. Дело в том, что пакистанский президент не пожелал лететь в индийском воздушном пространстве.

Однако, в ходе этой "промежуточной остановки", если верить словам пресс-атташе пакистанского президента, Мушарраф получил подтверждение, что "Китай встанет на сторону Пакистана, какими бы ни были обстоятельства".

Вместе с тем, сами китайцы продолжают действовать крайне осторожно. Пекин призывает Дели и Исламабад к "сдержанности". Китайская сторона пытается играть роль миротворца, хотя эта позиция нисколько не впечатляет индийцев. На самом деле они не верят в нейтралитет Китая в их конфликтах с Пакистаном. В Дели полагают, что китайские призывы к "сдержанности" должны быть адресованы в первую очередь Исламабаду.

В действительности, данная позиция Пекина в конфликте между Индией и Пакистаном объясняется двумя основными причинами. С одной стороны, нынешнее обострение ситуации вокруг Кашмира позволяет Пекину возобновить тесные контакты с Пакистаном, страной, куда Соединенные Штаты вновь направляют крупные инвестиции. Налаживание привилегированных отношений с Исламабадом позволит Пекину восстановить свои позиции в афганском досье. Но одновременно с этим Пекин должен сохранить достаточный кредит доверия в глазах Дели, чтобы сыграть свою роль в урегулировании кризиса вокруг Кашмира. А также воспрепятствовать тому, чтобы инициатива исходила исключительно от Вашингтона или Лондона.

Китай считает своей первоочередной задачей восстановление своих позиций в Южной Азии, поскольку новая военная и дипломатическая активность американцев у китайских границ вызывает беспокойство, если не тревогу, у пекинских экспертов и руководителей. Итоги военной операции в Афганистане действительно угрожают интересам Китая. Конечно же, Китай радуется ликвидации афганского источника радикального панисламизма у границ своей мусульманской провинции Синьцзян, расположенной на крайней оконечности империи. Вместе с тем, этот положительный итог сводится практически на нет стратегическим проникновением американцев в самое сердце Средней Азии и их возвращением в Пакистан.

Китай, уже окруженный с Тихоокеанского фланга американскими стратегическими базами, в настоящее время наблюдает за активным соблазнением государств Средней Азии, образовавшихся после развала советской империи. Подобный поворот вызывает большую обеспокоенность, чем китайская наступательная политика в Средней Азии, активизировавшаяся после "тайваньского ракетного кризиса" весной 1996 года, имевшая явно антиамериканскую направленность. В то время речь шла о разжимании американских "тисков".

И вот вновь появился призрак окружения с Востока и с Запада, пугающий китайских стратегов. Самое неприятное заключается в том, что "проамериканский поворот" Владимира Путина самым жестким образом продемонстрировал, насколько хрупким оказалось стратегическое партнерство с Россией. За несколько месяцев Китай ощутил всю горечь одиночества, и мог лишь констатировать, что оказался в изоляции.

Отсутствие практически всякой реакции Пекина на односторонний выход Вашингтона из договора по ПРО можно считать явным подтверждением слабости Китая. Пекин довольствовался тем, что выразил свою "обеспокоенность" и призвал к диалогу с Соединенными Штатами в целях ограничения возможных негативных последствий решения американской стороны. И в тот момент, когда Пекин оказался перед лицом углубления интернационализации своей экономики (вступление в ВТО), новые условия, сложившиеся после терактов 11 сентября, значительно ослабили стратегические позиции Китая. Отсюда и необходимость восстановить свое влияние там, где это возможно. Начиная с самого легкого ? Пакистана.