11 марта 1985 года, когда после смерти Константина Черненко ЦК КПСС избрал Михаила Горбачева на пост генсека, мало кто сознавал, что это предвестие крупных реформ, пишет в статье, выложенной на сайте The New York Times, обозреватель Арчи Браун. Но выбор сыграл судьбоносную роль: ни один другой член тогдашнего Политбюро не пошел бы на столь радикальные преобразования, полагает автор.

"В 1985 году эксперты хором уверяли, что в СССР ни один реформатор не взойдет на высшую ступень политической иерархии, и потому от Горбачева глупо ждать перемен, кроме поверхностных", - пишет автор. Собственно, Горбачева выбрали генсеком вовсе не потому, что он был реформатором: своими воззрениями он делился лишь с ближайшими соратниками.

По мнению автора, выбор Политбюро пал на Горбачева по трем причинам. Во-первых, после смерти нескольких генсеков подряд чувствовалась необходимость в более молодом и энергичном лидере. "Во-вторых, хотя у Горбачева были враги среди правящей верхушки, подходящего альтернативного кандидата у них не имелось", - пишет автор. В-третьих, Горбачев уже занимал пост второго секретаря ЦК и благодаря своему статусу в иерархии смог перехватить инициативу.

"Позднее Горбачева обвиняли в нерешительности, но в день смерти Черненко он действовал без малейших колебаний: назначил на тот же вечер заседание Политбюро, председательствовал на нем и был назначен главой комиссии по организации похорон", - пишет автор, поясняя, что это назначение по традиции указывало на следующего генсека.

За первый год на посту генсека Горбачев сменил весь высший эшелон внешнеполитической команды и взял курс на диалог с Западом. В 1988 году он провозгласил, что народ любой страны вправе сам себе выбирать политический строй. "В самой стране расширение свободы слова и печати сопровождалось институциональными реформами", - пишет автор.

В итоге перестройка вступила в новую фазу: "из революции сверху превратилась в движение снизу, которое ни Горбачев, ни его все более обеспокоенные противники в КПСС не могли контролировать", - пишет автор.