Что должно было произойти после такой драмы, как массовый захват заложников в Москве, которая потрясла все общество? Ответ лежит на поверхности. Президент, парламент и гражданское общество начинают размышлять над тем, что привело к такому событию. Россия, напротив, отличается особым подходом. Прежде всего, Дума, наш парламент. Вместо того чтобы серьезно проанализировать события и поразмышлять над тем, как предотвратить возможные будущие теракты, депутаты в качестве первоочередного средства приставили нож к горлу СМИ.

Дума приняла поправки к закону о средствах массовой информации, которые ограничивают свободу слова. Этот шаг был первой и самой важной реакцией на события 23 - 26 октября. Здесь несколько сокращенных цитат из новых законов: "не разрешено распространение... сведений..., которые служат пропаганде или оправданию экстремистской деятельности..., содержат высказывания лиц, направленных на воспрепятствование проведению антитеррористической операции, на пропаганду и / или оправдание сопротивления проведению антитеррористической операции..."

Направленность этого закона очевидна: нельзя ни в коем случае пропагандировать террор или экстремизм. Никто это и не оспаривает. Однако что конкретно стоит за этими плохо понятными громкими фразами, которые выдумали депутаты, когда отошли от шока? Что будет результатом действия этих поправок? Облегчат ли они участь возможных будущих заложников? Или лишь еще более затруднят их положение?

23 октября государственная власть находилась в шоке, что выразилось в ее молчании. Ни одного слова, обращенного к народу. Тогда действующими лицами в трагедии, основными защитниками заложников и опорой их родственников стали средства массовой информации. Данная смена ролей произошла лишь по одной причине: не потому что журналисты ? враги государства или бессовестные папарацци, а потому что образовался вакуум власти. Вся информация о том, что и когда можно сделать для заложников, как облегчить их участь, как конкретно помочь им в этот день и час, как можно их освободить ? вся эта информация шла только через СМИ. И эти СМИ ? несмотря на все позднейшие упреки и измышления ? показали себя абсолютно готовыми к такому заданию.

Что было бы однако, если бы поправки к закону к этому сроку уже вступили в законную силу? Россия оказалась бы в темноте полного неведения. Потому как у государства имелось бы право закрывать средства массовой информации. Тем самым слова лишились бы не только журналисты, но и те несчастные, которых удерживали в театральном центре на Дубровке. Ведь они, заложники, пользовались своими мобильными телефонами отнюдь не только для того, чтобы делиться своими ужасающими впечатлениями в прямом эфире телевидения и радио. Они также поставляли важную информацию, на базе которой позже было принято решение об организации операции по их освобождению.

Кому же тогда служат недавние поправки? Ответ по всем признакам очевиден: государство в момент кризиса спасает свое не очень убедительное лицо и оправдывает собственное бездействие. Более того: оно получает полное оправдание своего будущего бездействия на случай повторения теракта. Чем еще грозят обществу поправки к закону? Выжившие заложники теперь являются самым ценным источником информации. Эти люди могут обучить других, нас, общество, как нужно себя вести, оказавшись в руках террористов. Заложники в московском музыкальном центре приобрели этот опыт на собственной шкуре. Их знание может спасти жизни будущих заложников. Однако Дума исключила эту возможность, несмотря на то, что в Москве вряд ли кто-то сомневается в том, что произойдут новые теракты.

Но это еще не все: оперативный штаб, который администрация президента сформировала в связи с захватом заложников и который включал в себя всех основных специалистов по борьбе с террором из ФСБ и МВД, оказался не на высоте. Генералы, как выяснилось, не знали о враге, с которым они боролись, даже самый элементарных вещей. Кто такие эти террористы? Сколько их? Кто стоит за командой террористов? Что движет этими людьми? Каковы их связи с чеченским президентом Асланом Масхадовым? Можно ли как-то управлять предводителем террористов, молодым Мовсаром Бараевым? Коротко говоря: как эффективно действовать против команды террористов?

Представления генералов в оперативном штабе о террористах, которые обвязались взрывчаткой, оказались ненадежными и идеологизированными. Слова о "международном терроризме" могут хорошо прозвучать перед камерами. Однако плохо принимать решения на базе такой риторики. Генералов в оперативном штабе просвещали журналисты, которые писали о второй чеченской войне и поэтому разбираются в ситуации в Чечне. Если такая журналистская деятельность ? сбор и передача информации о чеченских повстанцах ? запрещается под угрозой уголовного преследования, возникает вопрос: кто будет просвещать генералов в случае очередного террористического акта?

Однако журналисты спрашивают, что означают такие поправки к закону, как та, что запрещает "высказывания, направленные на воспрепятствование проведению антитеррористической операции". Что, если именно такое "проведение" в конкретный день и конкретный час является трагической ошибкой государства, которая должна быть оплачена множеством человеческих жизней? Или даже хотя бы единственной человеческой жизнью? Представим себе ситуацию: в определенный момент журналисты узнают, что для освобождения заложников будет использован газ, о котором известно, что он может многих убить. Одновременно остается шанс путем переговоров и уступок спасти ВСЕХ заложников. Однако новый закон во время антитеррористической операции запрещает любые дискуссии. И что делать? Пусть все идет своим чередом, пусть пускают газ?

Принятые Думой поправки к закону высвечивают при освобождении заложников, прежде всего, идеологическую, а не принципиальную гуманитарную позицию. Фактически запрещаются сострадание и человечность по отношению к беспомощным заложникам; одновременно закон провозглашается как доказательство твердости и несгибаемости в отношении террористов и их сообщников. Новые положения закрепляют сталинское по своей сути отношение к собственному народу: даже если жертвы вызывают сожаление, самое важное, чтобы Россия "не потеряла свое лицо". Такая точка зрения ? это преступление против собственного народа и граждан, которые по вине государства оказались в экстремальной ситуации, угрожающей их жизням. Таким образом, деятельность парламента слишком дорого обходится нашему обществу. Цена ? это жизнь наших российских граждан: тех, которые ее уже потеряли, и тех, которые ее еще могут потерять.