Беслан, Северная Осетия, 3 сентября, первая половина дня. Чеченские террористы захватили в заложники сотни детей и родителей в школе, и мировые СМИ внимательно наблюдают за развитием событий.

В 13:05 в школе раздаются два взрыва, террористы начинают стрелять по детям, начинается неразбериха, разворачивается сражение. Иностранные телеканалы, такие, как CNN и BBC транслируют события в прямом эфире. В России, на двух подконтрольных государству каналах, продолжается обычная программа. Спустя час после начала битвы российские каналы обращаются к тому, что к этому моменту уже превратилось в резню, но их освещение событий краткое и вводящее в замешательство.

Первый канал, главный национальный канал России, тратит на Беслан 10 минут, а затем вновь возвращается к бразильской мыльной опере под названием "Влюбленные женщины". Телеканал "Россия" - рупор Кремля - посвящает трагедии больше времени, около получаса. Радио "Эхо Москвы", либеральная радиостанция, информирует своих слушателей, наблюдая за событиями по CNN.

В течение дня оба государственных канала дают в эфир выпуски новостей в начале каждого часа, постоянно придерживаясь официальной линии: власти не планировали штурмовать школу, террористы начали стрельбу, осада - дело рук международной террористической организации, и среди захватчиков есть и этнические арабы и даже один негр (который позднее оказался чеченцем).

Российские телеканалы также передавали официальную оценку количества заложников - 354, что уже тогда казалось сознательным обманом. Они постоянно повторяли эту цифру, хотя оценки свидетелей и здравый смысл заставляли предположить, что заложников больше тысячи. Выживший заложник позднее рассказал, что фальшивые данные разозлили террористов настолько, что они перестали подпускать детей к кранам с водой, заставляя их пить собственную мочу.

Спустя несколько часов после начала столкновения заявления телеканала "Россия" создают впечатление, что сражение окончилось и большинство заложников уже находятся в безопасности. Зрители видят, как родители уносят своих детей и слышат облегченный голос за кадром: "Они живы, все в порядке, они живы, живы". Некоторые дети находят своих родителей, и корреспондент комментирует: "И снова слезы, но на этот раз это слезы радости". Ведущий программы новостей сообщает о количестве увезенных в госпитали, но аккуратно избегает оценок количества убитых людей.

"По последней информации, - говорит он, - сражение в школе закончилось. Там нет погибших или раненых... мы не можем предоставить более точную информацию о раненых... э... точные цифры о том, как много заложников было освобождено". Первый канал сообщает, что погибло более 100 человек. Но скоро оказывается, что даже эта цифра намного ниже действительного количества погибших. Ни один канал не сомневается в официальных цифрах.

Затем, около 21 часа, после того, как погибли более 300 детей и родителей, а сражение между захватчиками и спецназом до сих пор продолжается, зрителям демонстрируют экстраординарное шоу. Телеканал "Россия" показывает запись, на которой смелые российские солдаты сражаются с бородатыми чеченскими бандидами, которые прячутся в пещерах и выкрикивают: "Аллах Акбар!": это были сцены из военной драмы "Честь имею!" Первый канал показывает "Крепкий орешек", в котором Брюс Уиллис спасает заложников в нью-йоркском небоскребе. Создается впечатление, что актеры на экране мстят от имени тех, кто до сих пор гибнет в Беслане.

Освещение трагедии в Беслане российским телевидением вызвало возмущение российских независимых печатных СМИ. ОБСЕ подвергла критике правительство за сокрытие правды о развитии кризиса и обвинила телевидение в отказе предоставлять точную и своевременную информацию.

Независимый опрос общественного мнения, проведенный в России через два дня после трагедии, выявил, что лишь 13% россиян верят в то, что им представляли правдивый отчет о кризисе. Как отмечается в заявлении ОБСЕ, возникла тройная брешь в доверии: между правительством и СМИ, СМИ и гражданами, правительством и гражданами.

Самое мощное порицание действия властей вызвали у людей Беслана, которые совершали физические нападения на съемочные телебригады за сообщение официальной лжи о количестве заложников. Менее очевидной жертвой стало вера в правдивость и независимость телевидения, которая еще теплилась у российского народа.

В слабости российских теленовостей соблазнительно винить Путина: именно он выдавил частных владельцев и установил государственный контроль почти надо всеми национальными каналами, фактически введя под прикрытием "управляемой демократии" цензуру. Однако правда сложнее.

Елена Савина начала работать продюсером на советском телевидении в 1980-х. Когда режим рухнул, она перебралась на НТВ, частный телеканал, основанный Владимиром Гусинским, медиа-предпринимателем, которого позднее, на рассвете правления Путина, ненадолго посадили в тюрьму, а затем он был вынужден уехать из страны в Испанию.

Сидя в кофейной на первом этаже телецентра "Останкино", Савина дает свою оценку состояния телевизионного вещания в России сегодня: "Мы включили механизмы самоцензуры. Десять лет назад мы убивались, чтобы получить информацию. Сегодня мы даже не пытаемся делать определенных вещей, потому что мы знаем, что этого не пропустят. Раньше мне могли передать пожелания Гусинского после программы. Теперь мне сообщают о пожеланиях Кремля до программы".

Когда в 1993 году было основано НТВ, оно было, по словам Савиной, "подобно огромному взрыву". "Нам платили по 500 долларов в месяц - немыслимые деньги в те дни - и нам говорили делать все, что мы хотим. Мы создали лучшее телевидение в России. Больше мы себя свободными не чувствуем".

Это распространенная тема среди российских журналистов, и ее озвучивают их коллеги на Западе, где широко распространен взгляд, что безжалостное сокращение свободы в России форсируется путинскими постбесланскими шагами для дальнейшей концентрации власти в Кремле. Однако винить во всем одного Путина - значит упускать из виду один важный момент: российское телевидение также замешано в сокращении своей собственной независимости.

Ирина Петровская, обозреватель телевидения ежедневной газеты "Известия" и один из самых глубоких российских критиков, говорит: "Один из самых тревожных уроков Беслана заключается в готовности телевидения снова стать ретранслятором официальной лжи. Десяти лет демократии в России оказалось мало для формирования свободы слова. И в большой степени ответственность за это лежит также на СМИ и на журналистах".

Российские журналисты не были, и даже сейчас не все из них являются, беспомощными пешками, которыми маневрируют кремлевские гроссмейстеры цинизма и власти. Они могли и продолжают делать выбор: и когда процесс выбора был легче, многие делали такой выбор, который сейчас делает свободную журналистику более уязвимой.

Путин резко обозначил это во время встречи с иностранными журналистами после трагедии Беслана, когда сравнил отношения между государством и СМИ и отношениями между мужчиной и женщиной: "Настоящий мужчина всегда пытается. Настоящая женщина всегда сопротивляется". В продолжение этой метафоры: тележурналисты России и не сопротивляются в значительной степени объятьям с новой властью.

"Десять лет назад российские журналисты думали, что они - четвертая власть, однако сейчас президент сказал им, что они - представители древнейшей в мире профессии", - заметила тогда Петровская. Страх потерять высокооплачиваемую работу, статус знаменитости и влияние часто оказывались сильнее, чем стремление к свободному выражению своих мыслей.

В целом, российское телевидение в 2004 году выглядит очень похожим на свои западные эквиваленты: доминируют ток-шоу, кулинарные программы, реалити-шоу, мыльные оперы и сериалы о милиции; в рекламных роликах длинноногие красотки рекламируют все от бритв до мобильных телефонов. Это телевидение на многие световые годы отошло от советского телевидения, с которым я рос, когда ведущие средних лет, в очках в толстой оправе читали официальные сводки ТАСС об успехах сбора советского урожая и каждая новостная программа начиналась с кадров, на которых генерального секретаря Коммунистической партии приветствовали его товарищи в серых одеждах. Партия контролировала все телеканалы, не было прямых эфиров, а стройные ножки можно было увидеть только в "Лебедином озере". Вещание прекращалось в 23:00, что часто было облегчением.

Постсоветское телевидение - среди всех каналов НТВ Гусинского было лидером на рынке - отмело эти абсурдности, казалось, частично благодаря подключению свободных молодых журналистов и продюсеров к технологиям и мировому телерынку. Однако, как и любое телевидение, которое не обязано делать героев из политических лидеров, оно делало героев из своих фигур.

Поколение журналистов, которые формировали российское телевидение на протяжении последних 15 лет, было самым ярким и амбициозным, элитой конца советской эры, которая более всего ненавидела ограничения того периода. Они учились делать программы по-западному, они усваивали западные привычки известности и финансового комфорта, получая одни из самых высоких заработков в стране. Однако они не смогли создать журналистику как общественную службу, способную контролировать правительство. Это облегчило процесс возвращения их под каблук.

Вердикт Петровской таков: крах Советского Союза "высвободил громадную журналистскую энергию. Однако это была деструктивная энергия, нацеленная на сокрушение старых идеологических табу. Эта энергия трансформировалась в высокие зарплаты, личный комфорт, идею служения хозяину, в информационные войны между олигархами. Однако она не трансформировалась в энергию созидания".

Один из символов постсоветского телевидения - и одна из самых его ярких личностей - это Евгений Киселев. Он, более чем какой-либо другой российский журналист, развивал в России что-то похожее на традицию BBC. Однако его - и самая либеральная - интерпретация политических событий 1990-х заставила его отложить усилия по развитию объективного вещания, когда он отказался от роли наблюдателя и стал участником политического процесса. В июле 48-летний Киселев согласился пообедать со мной и обсудить, почему обещание независимых СМИ, которое некогда казалось таким ярким, потухло в последующее десятилетие.

Он приехал в Cafe Green, в один из самых дорогих московских ресторанов, в черном Audi с тонированными стеклами, с шофером, одетый в элегантный белый костюм. Когда он поднимался по ресторанной лестнице, официанты признали его - не только как самого популярного ведущего теленовостей, но и как одного из своих постоянных клиентов.

Киселев - гурман и знаток хороших вин. У него внешность и вкусы преуспевающего бизнесмена, а не борца за свободу слова, павшего жертвой авторитарного режима Путина. Однако таков уж парадокс российской жизни, что Киселев совмещает в себе и то и другое - и, по крайней мере сейчас, российская политика позволяет ему быть и тем и другим.

На пике своего влияния в конце 1990-х он был телеведущим и генеральным директором НТВ Гусинского - его смещение стало одним из первых признаков того, что Кремль хочет восстановить контроль над электронными СМИ. Однако Киселев в финансовом отношении прекрасно жил вне НТВ - и, как и любой либеральный западный ведущий, мог бороться и за собственный статус, и за свободу слова.

Как многие журналисты, которые формировали постсоветское телевидение, Киселев пришел на телевидение с "Радио Москвы", советской радиослужбы на иностранном языке, которая вещала коммунистическую пропаганду по всему миру. Это был фактически отдел КГБ. Многие, работавшие там, были высокообразованными и говорили на нескольких языках. Они знали больше - и больше стремились - к открытости Запада, чем те, кто работал на советском телевидении. Это были люди, которые читали все буржуазные западные газеты, слушали BBC и имели доступ к работам советских диссидентов.

Из всего этого поколения Киселев, привлекательный, плотный и серьезный в манерах, был тем, кто лучше всего развивал атмосферу авторитета и надежности. На экране он, одетый в консервативный двубортный костюм, часто делал паузы для формулирования мысли и подбора правильного слова, говорил глубоким, неторопливым голосом, с признаками интеллигентного здравого смысла. Вероятно, более чем какой-либо другой российский журналист, Киселев был человеком, которому российская интеллигенция доверяла больше всего и с которым себя ассоциировала.

Когда мы приступаем к обеду, подходит владелец ресторана, чтобы поприветствовать телезвезду - он повязывает салфетку вокруг шеи Киселева, чтобы защитить его белый костюм от сока зажаренных в гриле креветок. "После провала коммунистического государственного переворота в 1991 году мы, журналисты, ставили перед собой очень простые задачи, самой главной из которых было не лгать", - говорит мне Киселев.

В то время он работал на государственном телевидении, где вел аналитическую программу "Итоги", еженедельный эквивалент Newsnight на BBC. Однако диктат государственного телевидения, даже в новую эру хаотичной свободы, был слишком ограничителен для Киселева. В 1993 году он обращается к Гусинскому, у которого уже есть медиа-интересы и который думает о создании НТВ.

Киселев перенес "Итоги" на НТВ, и она становится лучшей программой канала, анализирующей современные события. "Когда мы начинали делать НТВ, - говорит он, - мы не думали о высоких сферах. Мы думали о самых простых вещах: хороших камерах, новом освещении, мобильности, современной компьютерной графике. Мы хотели, чтобы картинка пела".

НТВ быстро доказало, что оно способно на объективное и авторитетное вещание. Спустя год после его запуска в 1993 году российские войска вошли в Чечню. Это была первая полномасштабная война за независимую Россию, и освещение событий НТВ было беспрецедентным: решительным, безжалостным и объективным. Оно стало главным источником информации о войне, обнажая недооценки и ложь правительства. Записи НТВ покупали BBC и CNN. Государственные каналы остались далеко позади. Работа НТВ завоевала доверие и уважение российских телезрителей, число которых удвоилось.

Однако в это же время начинает падать популярность президента Бориса Ельцина. Как скоро обнаружил Киселев, освещение войны было более легкой и безопасной задачей, чем прокладывать линию между российским олигархом и стареющим президентом. Если чеченская война стала звездным часом НТВ, президентские выборы 1996 года стали самым мощным испытанием.

Ельцин, имевший рейтинг, близкий к нулю, бушующую в Чечне войну и мятежные фракции в Кремле, нуждался во всей помощи, которую он только мог получить, чтобы быть переизбранным. Российские олигархи предложили помочь и профинансировать переизбрание в обмен на акции в ценных предприятиях страны. Эта сделка позднее получит название приватизация "акции в обмен на займы".

Одним из олигархов был Гусинский. Он откомандировал тогдашнего президента НТВ, Игоря Малашенко, возглавлять избирательную кампанию Ельцина. Киселев приостановил действие принципа независимого и объективного освещения и начал продвигать Ельцина. Каждая программа начиналась с краткого резюме героической политической карьеры Ельцина, а за этим следовало обширное освещение его кампании. Ельцина показывали в древнем городе Ярославль, обещающим дать его безденежным гражданам "все и не просить в ответ ничего". Его показывали в только что отреставрированном Храме Христа Спасителя около Кремля, "разрушенном при коммунистах и восстановленном при Ельцине".

Геннадия Зюганова, главного коммунистического соперника Ельцина, показывали якшающимся с олигархами в Давосе или в отсеках аэропорта для VIP-персон. Это было искажением действительности, однако необъективное освещение было не только результатом команд, получаемых журналистами от их хозяев.

Все российские либералы боялись того, что может случиться, если Ельцин проиграет и к власти вернутся коммунисты. "Никому не нужно было говорить нам, как освещать предвыборную кампанию. Да, мы были необъективны, но мы искреннее верили - и верим до сих пор, - что победа Ельцина спасет страну и что Зюганов может обратить все вспять и положить конец свободе слова. Мы защищали себя. Нельзя судить нас с точки зрения западной демократии, - подчеркивает Киселев. - Россия была на критическом перепутье. Когда горит дом, не думаешь, что выплескивая воду или используя огнетушитель, повредишь книги или испортишь ковры. Используешь все возможные средства".

Петровская заглянула далеко в будущее, задав ключевой вопрос того тревожного времени: "Если им удастся (добиться переизбрания Ельцина), сможет ли телевидение вернуться к тем демократическим принципам? Позволит ли это новая власть? Или она превратит временный роман со СМИ в обязательное восхищение?"

После победы - расчет. Олигархи получили свою собственность. Гусинский получил займы от "Газпрома", государственной газовой монополии. Киселев был среди победителей, и, когда он перешел черту, которая разделяет журналистов и политиков, ему оказалось сложно вернуться назад.

"Настоящие ошибки были допущены после выборов 1996 года, когда у нас начались дружественные отношения с ельцинской семьей, - говорит он. - Малашенко, который возвратился на пост президента НТВ, мог свободно посещать Кремль. Почти каждые выходные устраивались сборища на ельцинской даче с дочерью Ельцина и его зятем и другими друзьями, такими, как Роман Абрамович. Так что, когда мы и другие СМИ попытались дистанцироваться от Кремля, это было сочтено предательством".

Изменения были очевидны для зрителей. Спустя год после выборов Петровская писала:" Киселев в программе "Итоги", скорее, проповедует, чем анализирует. Он говорит даже не от имени президентской команды, а как один из ее полностью принятых членов".

Членство в этом клубе создавало своего рода комфорт, перед которым журналистам и их боссам было сложно устоять.

Была и другая проблема. Проверив мощность своих СМИ, олигархи начали использовать их как механизмы для удовлетворения своих бизнес-интересов и борьбы друг с другом. Борис Березовский, который контролировал главный национальный телеканал ОРТ (ныне Первый канал), нанял своего главного журналиста, Сергея Доренко, для проведения атаки на Юрия Лужкова, влиятельного московского мэра с президентскими амбициями. НТВ Гусинского поддержало Лужкова и использовало свои мощности для ответного огня по Березовскому.

Затем, в марте 2000 года, Путин, бывший агент КГБ, был избран президентом, и сразу же занял более твердую позицию и по Чечне, и по российским СМИ. Он приступил к сокрушению Гусинского, посадив его в тюрьму на несколько дней. Подконтрольный государству "Газпром" осуществил вражеский захват НТВ, используя в качестве рычага свои предыдущие займы. Затем Путин обратил свои взоры на Березовского, который содействовал его приходу к власти.

К концу 2001 года оба олигарха были вне России - Гусинский на своей вилле в Испании, Березовский - в поместье на Лазурном берегу. Киселев, который к тому моменту был назначен генеральным директором НТВ, попытался мобилизовать общественную поддержку телеканала. Однако он растратил слишком много своего капитала доверия. В начале апреля 2001 года группа либералов провела демонстрацию против действий Кремля в отношении НТВ. Однако большинству людей, наблюдающих за битвой между Путиным и Гусинским, она казалась лишь перебранкой между олигархом и новым президентом, пытающимся консолидировать власть.

В 16 часов 14 апреля 2001 года Киселева и его журналистов вытеснили из их студий новые менеджеры, назначенные "Газпромом". Березовский предложил Киселеву выход - переход на менее крупный канал, ТВ-6, который он контролировал. Однако и его скоро свернули. Киселев попал в "Московские новости", либеральную газету, принадлежащую другому олигарху, Михаилу Ходорковскому, который сейчас находится в тюрьме в ожидании суда по многочисленным обвинениям, и вынужден наблюдать, как Кремль рушит его нефтяную империю, ЮКОС.

Завершая нашу встречу, Киселев замечает: "Мы провалились прежде всего в попытке создать условия для того, чтобы частные и государственные телеканалы могли сосуществовать. И ответственность за этот провал должны разделить между собой и государство и сами частные телеканалы".

За неделю до отставки Киселева один из самых ярких и высокооплачиваемых журналистов, 44-летний Леонид Парфенов, опубликовал в "Коммерсанте" открытое письмо к своему боссу, предлагая ему уйти в отставку. Парфенов писал, что он не хочет идти на баррикады с Киселевым, и не может видеть, как генеральный директор приносит на алтарь битвы Владимира Гусинского с Путиным молодых журналистов НТВ.

Неважно, прав или не прав был Парфенов в принципе, время и стиль открытого письма превратили его в глазах многих журналистов НТВ в объект ненависти. "Ты предатель! - кричал в эфире ведущий ночного ток-шоу Дмитрий Дибров. - Ты предал нашу борьбу за свободу слова! Ты предал людей, которые здесь работают!"

В ответ Парфенов сохранил спокойствие и спросил своего рассерженного коллегу: "Ты действительно думаешь, что слова "предатель", "свобода" и "борьба" нужно произносить с тремя восклицательными знаками?"

Однако, несмотря на внешнее спокойствие, Парфенов был не менее озабочен свободой слова, чем Киселев. Их противоречия были стилистическими. "Я профессиональный журналист, а не профессиональный революционер, - сказал он мне. - Моя работа - это сообщать, а не лезть на баррикады. Киселев перешел черту. То, чем занимался он, было политикой, а не журналистикой".

После захвата НТВ "Газпромом" Парфенов возвратился на телеканал, заменив Киселева и став главным политическим ведущим. Однако в июне "профессиональный журналист" Парфенов был уволен с посткиселевского и постгусинского НТВ. Его политическая программа "Намедни", которая пришла на смену "Итогов", была снята с эфира. Официальное объяснение заключалось в том, что он нарушил корпоративную этику, "слив" в "Коммерсант" внутреннюю инструкцию, в которой ему запрещалось давать в эфир интервью со вдовой чеченского лидера, на которого было проведено покушение российскими агентами секретных служб. Однако для большинства либеральных россиян это стало сигналом еще одного нарушения правительством свободы слова.

Но даже тогда Парфенов сохранил спокойствие. Он не представлял себя жертвой кровавого режима. "Я убежден, - говорил он мне, - что это зигзаг, а не возврат к советской эре, что Россия сегодня все равно более либеральна, чем она была в прошлом и позапрошлом году. Однако этот либерализм существует не в политике. Он в интернете, в модных магазинах, в этом кафе".

Дело происходило спустя несколько дней после его увольнения, и мы сидели в кафе Bosco, одном из самых стильных кафе в Москве на первом этаже ГУМа. Кафе, втиснувшееся между итальянскими и французскими бутиками, имеет вид на кремлевскую стену и на мавзолей Ленина. Несколько его покрытых белыми скатертями столиков под зонтиками находятся почти на Красной площади.

"Это кафе и есть российский либерализм. Столики на Красной площади были невозможны при царях, не говоря уже о большевиках, - говорит он. - Нет чьей-то России. Это миф. Есть Россия молодых, энергичных людей, у которых хватает воображения, чтобы строить такие кафе, и Россия людей, которые до сих пор живут своим прошлым". Официантка, одетая в черно-белый наряд парижской подавальщицы, приносит мне блюдо из аспарагуса за 20 долларов. Мимо мавзолея марширует батальон российских солдат.

Парфенов тоже продукт российского либерализма. Он никогда не был политическим бойцом или диссидентом. В отличие от Киселева, у него не было привилегированного опыта работы, он не говорит на иностранных языках, и он мало интересуется политикой. Сын школьного учителя и инженера из провинциального города, он тяготеет к особой русской версии того, что на Западе известно как lifestyle journalism (бытовой журнализм). Его первые программы были совершенно неполитическими. "Намедни", по которой он больше всего известен, изначально была "программой неполитических новостей, в которой говорили о моде, музыке - о чем угодно, кроме политики". Главным был стиль - "как" было важнее, чем "что". Ирония, постмодернистская бесстрастность и сарказм были ключевыми ингредиентами.

В своих очках без оправы и в блестящих пиджаках, он был модной иконой поколения много путешествующих, урбанизированных, ориентированных на Запад россиян и устремленных журналистов, таких, как Андрей Лошак, один из талантливых протеже Парфенова. "Мы не были заинтересованы в демократии или перестройке - это были вопросы поколения наших родителей. Мы испытывали отвращение к пафосу Киселева. Мы были аполитичны и ироничны. Мы все хотели быть как Парфенов - говорить как он, вести себя как он", - говорит Лошак.

Стиль Парфенова мог бы быть прекрасным дополнением к серьезной журналистике. Беда была в том, что в ее отсутствие он стал господствующей тенденцией в новостном вещании. После ухода Киселева Парфенов превратил "Намедни" в главную политическую программу недели. Она была фривольнее и ярче, но менее серьезна, чем киселевские "Итоги".

В то время как Киселев проповедовал, Парфенов информировал и развлекал. В то время как Киселев использовал многозначительные паузы, чтобы подчеркнуть серьезность темы, Парфенов использовал скрытую иронию и сарказм. И, в отличие от Киселева, Парфенов был свободен от связей с олигархами и выбирал новости по их значимости, а не по чьей-то политической программе. Однако у него была собственная программа: "Мы пытались подбодрить людей инициативой, показать им, что они не одиноки. Мы изображали Россию более либеральной, чем она была в действительности".

Парфенов представлял широкое освещение чеченских террористических актов, и он прервал освещение переизбрания Путина для того, чтобы показать пожар в центре Москвы, однако он также показывал "героев капиталистического труда" и рассылал съемочные бригады по всей стране в поисках необычных и предприимчивых людей. Что бы он ни делал, его почерком был стиль, в котором часто использовались монтажи, анимация и компьютерная графика.

В освещении "Намедни" инаугурации Путина были смешаны кадры действительной церемонии со сценами из "Сибирского цирюльника", китчевого фильма о царе Александре III. За кадрами прибытия Путина в Кремль в черном лимузине последовали кадры прибытия Александра III на белом коне; когда Путин обратился к кремлевской охране, он получил ответ солдат Александра III. В такой игривой форме "Намедни" посылала серьезный сигнал: путинская церемония была, скорее, благословением нового монарха, а не инаугурацией президента. В то же время словно подчеркивалось: это все картинки. Это несерьезно.

Парфенов никогда не хвалил Путина и не выступал против него, но его игривость становилась все больше не к месту в путинской России. Когда "Намедни" сняли с эфира и был уволен Парфенов, многие российские наблюдатели припомнили слова советского литературного критика и диссидента Андрея Синявского во время суда над ним в 1966 году. "Мои расхождения с Советским Союзом носили чисто стилистический характер". Такими же были расхождения Парфенова с Кремлем.

Вечером после ухода с телеканала Парфенов пригласил свою команду в китайский ресторан, чтобы поблагодарить их за службу. "Надеюсь, однажды у нас еще будет шанс поработать вместе", - сказал он им. Не было девизов, не было призывов к оружию. Любому, кто проходил мимо по улице, это показалось бы обычной корпоративной вечеринкой, на которой люди приятно проводят время. Никто не планировал лезть на баррикады - они знали, что Парфенов этого не одобрил бы. И они знали, что если бы они решились на это, то они были бы одиноки.

Один представитель поколения журналистов, которые начали свои карьеры в конце 1980-х, держался официального курса и дошел до вершины. Константин Эрнст, генеральный директор Первого канала, который больше всего критиковали за освещение резни в Беслане, - среди самых влиятельных и управляемых фигур в национальных СМИ. В свои 43 года он не только руководит телеканалом, который охватывает 11 часовых поясов России, но также продюсирует фильмы и издает книги, в последнее время, например, перевод на русский язык "Кода Да Винчи" Дэна Брауна.

Длинноволосый Эрнст - представитель поколения, созданного и Советским Союзом, и реакцией против него. Он - голубая кровь советского интеллектуального истэблишмента. Его отец, Лев Эрнст - известный профессор биологии, у самого Эрнста - степень доктора наук по биохимии. Попав в СМИ в конце своего второго десятка, он стал талантливым телепродюсером и представлял на Первом канале отличную культурную программу "Матадор", которая приводила зрителей в мир голливудских студий, к звездам кино и на кинофестиваль в Каннах.

В одном запоминающемся эпизоде Эрнст рассказывал историю создания "Апокалипсис сейчас". Одетый в военную форму американских ВВС, Эрнст, казалось, был захвачен энергией сцены, в которой американские вертолеты бомбят Вьет-Конг под звуки вагнеровского "Полета Валькирий". Фрэнсис Форд Коппола казался естественной ролевой моделью для молодого Эрнста. В 1995 году Борис Березовский выделил его из других журналистов за его решительность и амбициозность, назначив его директором программ канала. Четыре года спустя он поднялся до должности генерального директора.

Я встретился с Эрнстом в его просторном офисе на 10-м этаже телецентра "Останкино". Он только что прилетел из Лос-Анджелеса, где продал права на показ спродюсированного Первым каналом "Ночного дозора" киностудии 20th Century Fox. Этот фильм - первый настоящий блокбастер в постсоветской истории: он собрал более 16 млн долларов за четыре недели показа после релиза 8 июня, обогнав даже "Властелина Колец".

Это триллер, полный спецэфектов. Дело происходит в современной Москве, где живут не только простые люди, но и такие представители параллельного мира, как вампиры и ведьмы. Они - агенты сил света и тьмы, которые сражаются друг с другом с момента начала жизни. "Это история о балансе между добром и злом, - говорит Эрнст. - В западной традиции добро всегда побеждает. В восточной традиции больше дуализма: добро и зло сосуществуют бок о бок. Россия, находясь на полпути между востоком и западном, предлагает баланс".

По словам Эрнста, этот фильм - удобная конструкция, которая помогает объяснить необъяснимое в современной российской жизни. В "Ночном дозоре" есть эпизод, в котором в девятичасовой программе Первого канала "Время" рассказывается о катастрофе самолета. Ссылка на время играет существенную роль. В большей степени, чем какая-либо другая программа, "Время" формирует ощущение стабильности в России; баланс между добром и злом - как и сюжет "Ночного дозора". И гарантом этой стабильности, по крайней мере, в представлении программы "Время", является Владимир Путин.

"Время", которое унаследовало свое название, время выхода в эфир и мелодию в начале программы с советской эры, типично начинается с одного и того же: полный раздумий президент сидит в своем кожаном кресле и слушает, как ему рапортует какой-нибудь правительственный чиновник. То тут, то там Путин перебивает говорящего уточняющим вопросом или комментарием, суть которого такова: "Ваши результаты неплохи, однако они должны быть лучше". Программа оканчивается прогнозом погоды, который идет под успокаивающую мелодию, которая возрождает воспоминания о советских временах в любом, кто смотрел телевидение в то время - а это большинство российского населения. В отличие от других программ канала, "Время" не прерывается на рекламу - еще одна дань советским дням.

"Время" не допускает никакого выражения презрения или насмешек. Тон ведущего всегда суров и серьезен. Кажется, что он должен убедить зрителей, что они могут спать спокойно, зная, что страной правил мудрый и заботливый президент, который примет правильные решения; что преступники и террористы будут наказаны, а ударники труда вознаграждены.

"Любая стабилизация делает новости спокойнее. Если новости действуют как постоянный раздражитель нервов - как это было в России в 1990-е - это признак нестабильности, а не свободы слова", - считает Эрнст. Он уверен, что его работа - это поддерживать правительство Путина во всех его позитивных инициативах.

"Никто не звонит мне и не приказывает, что делать. Однако у правительства есть право объяснять людям свои действия, и оно это делает через наш канал, акционером которого оно является", - говорит Эрнст.

Эрнст демонстративно защищает освещение Беслана его телеканалом. "Нам не в чем винить себя. Я не чувствую никакого стыда за наше освещение. Но у нас не было никакого другого источника информации, кроме официальной линии. Да, к сожалению, цифра, которую мы давали, была 354, а не 1200. Но это не было ключевой проблемой, потому что на основании этой информации не предпринималось никаких действий".

Главной целью во время осады в Беслане было не навредить заложникам. "Наша задача номер два - это информировать страну о том, что происходит. Сегодня главная задача телевидения - это мобилизовать страну, объяснить, что мы находимся в ситуации войны с террором. России нужна консолидация. Сегодня Путин - человек, который может это сделать. Когда мы начинали, наша энергия была направлена на борьбу с коммунистической системой. Никто из нас не хотел жить в коммунистической стране, но никто из нас не хотел, чтобы Советский Союз разваливался".

Как и Путин, Эрнст считает себя человеком государства. "Я чувствую, что моя энергия должна быть направлена на то, чтобы сделать Россию сильной страной с сильной экономикой, сравнимой с экономиками развитых стран, страной, которой можно гордиться".

Что касается свободы слова, то она, по его словам, не может измеряться в абсолютном отношении. "Нет такой вещи, как абсолютная свобода слова... свобода слова - это способность передавать информацию, отсутствие которой может навредить людям. Все зависит от вашей цели". Вопрос в том, в чем цель и кто принимает решения, какие средства для этого хороши". Доктор не говорит пациенту, который лежит под ножом, что хорошо для него. Он просто пытается спасти его".

Статья опубликована 9 октября