Сегодня, в годовщину терактов 11 сентября, с "Аль-Каидой" конкурируют за наше внимание другие факторы - Китай, Россия и климатические изменения

Семь лет, миновавшие с событий 11 сентября, подтвердили старую истину: обычно проблемы не решаются, а лишь отходят на задний план, вытесняемые другими проблемами. Например, проблемой 8 августа. Дело в том, что 8 августа 2008 года две могущественные державы возвестили о своем возвращении в исторический процесс. Россия сделала это при помощи танков - вторглась в Грузию. Китай поручил это акробатам - торжественно открыл Олимпиаду в Пекине. Но обе страны хотели выразить одну и ту же мысль: "Здравствуй, мир, мы вернулись".

Не поймите меня неправильно. Над нами все еще нависает серьезная угроза со стороны террористов-джихадистов, которые в потенциале могут располагать атомным, биологическим или химическим оружием. Факты подтверждают привлекательность их идеологии, основанной на религии, для меньшинства недовольных мусульман, особенно тех, кто живет на Западе, а технические средства, с помощью которых можно по дешевке спровоцировать катастрофу, отыскать до ужаса просто. В тот самый момент, когда вы читаете эти строки, очередная малозаметная мини-ячейка, действующая где-нибудь в подсобном помещении неподалеку от вашего дома, возможно, избрала годовщину 11 сентября для новой попытки. Такие планы не всегда возможно сорвать. Перед политическим руководством любой свободной страны по-прежнему стоит трудновыполнимая задача - как защитить нас от нового 11 сентября и при этом не уничтожить нашу свободу, стараясь ее уберечь?

Но кое-что оказалось ошибочным - я говорю об утверждении неоконсерваторов, что эта единственная угроза предопределяет все тенденции глобальной политики в нашу эпоху и, как формулирует Норман Подхорец, борьба с исламофашизмом - это "четвертая мировая война". Я год не бывал в США, а теперь, вернувшись, поразился тому, как сравнительно мало говорят о "войне с террором" даже американские правые.

Помимо терроризма, обстановку в нашем мире предопределяют две колоссальные перемены. И та и другая могут быть в значительной мере обусловлены распространением рыночной модели экономического развития в мировом масштабе -- то есть глобализации. Первая перемена - это так называемый "взлет остальных", сделавшийся наглядным 8 августа. Незападные державы оспаривают экономическое господство Запада. Они побеждают Запад в игре, которую он сам и изобрел, и потихоньку меняют правила прямо по ходу партии. Аналитики Goldman Sachs предрекают, что к 2040 году Китай, Индия, Россия, Бразилия и Мексика по объемам экономики в общей сложности опередят сегодняшнюю G7. Тут важна не столько дата, сколько тенденция. Уже сегодня перераспределение экономической мощи выливается в расстановку сил в политической и военной сферах быстрее, чем ожидали многие.

Тем временем развитие мировой экономики на основе свободного перемещения товаров, капиталов, услуг и, в меньшей мере, людей, усугубляет межгосударственные проблемы. Выбросы углекислого газа, ускоряющие климатические изменения, а также массовая миграция и риск пандемий - все это требует международных совместных ответных мер. Необходимость в либеральном международном порядке никогда еще не была столь острой. Однако в отличие от 1990-х годов, когда президент Джордж Х. У. Буш надеялся вытеснить холодную войну "новым мировым порядком", перспектива его формирования больше не выглядит особенно радужной. Мощь распылена между чрезмерным множеством конкурирующих между собой государств, многие из которых нелиберальны, а также неуловимыми тайными организациями типа "Аль-Каиды".

Таким образом, мы, друзья либерального международного порядка (назову нас сокращенно FLIO - friends of liberal international order) ныне вынуждены считаться с перспективой нового мирового беспорядка. Или, точнее, воскресшего старого беспорядка, ибо беспорядок, в отличие от порядка, - это более естественное состояние международного сообщества. Международный порядок, который также можно называть мирным сосуществованием, - достижение хрупкое. Вряд ли стоит повторять, что своей реакцией на теракты 11 сентября администрация Буша в течение этих семи скудных лет способствовала эрозии, а вовсе не созиданию, международного порядка. Российское вторжение в Грузию было, помимо всего прочего, расплатой за вторжение США в Ирак.

В то время как над порядком нависла угроза, свобода больше не ширится. Французы называют 30-летний период экономического роста своей страны после Второй мировой войны trente glorieuses - "славное тридцатилетие". Историки будущего, возможно, назовут три десятилетия от португальской "революции гвоздик" 1974 года до "оранжевой революции" в Украине 2004 года "trente glorieuses распространения свободы" в Европе, а также в Латинской Америке, Африке и части Азии.

Россия и Китай - это не просто великие державы, бросающие вызов Западу. Они также олицетворяют альтернативные варианты авторитарного капитализма или капиталистического авторитаризма. Вот крупнейший потенциальный идеологический конкурент либерально-демократического капитализма после того, как коммунистический режим потерпел крах. Радикальный исламизм, хотя он и привлекает миллионы мусульман, не может выйти за пределы уммы - общины правоверных: разве что в ислам начнут обращаться другие люди. Еще важнее, что он не может убедительно претендовать на ассоциации с экономическим, техническим и культурным прогрессом.

Напротив, церемония открытия Олимпиады в Пекине, как и шанхайские небоскребы, демонстрирует нам, что авторитарный капитализм уже заявляет об этих претензиях. На стадионе "Птичье гнездо" новейшая аудиовидеотехника была поставлена на службу гипердисциплинированной фантазии о коллективизме. Это стало возможным благодаря ассигнованию финансовых ресурсов, которые не осмелилась бы потратить на такие цели ни одна демократия. Чжан Иму, художественный руководитель олимпийских церемоний, сказал, что повторить подобные подвиги массовой синхронизации могла бы только Северная Корея.

Без малого 500 лет прогресс распространялся с Запада. Историк Теодор фон Лауе назвал этот феномен "мировой революцией вестернизации". В Европе XX века либеральная демократия столкнулась с двумя влиятельными версиями прогресса, которые были западными, но нелиберальными: фашизмом и коммунизмом. Притягательность этих систем отчасти была связана именно с их современностью. ("Я увидел будущее - и оно эффективно", - сказал некий энтузиаст, вернувшись из Москвы.) В итоге либеральная демократия пережила обе этих идеологии - правда, не обошлось без мировой войны, холодной войны и крупной помощи со стороны США.

В Китае мы зрим перспективу прогресса, который будет одновременно незападным и нелиберальным. Но является ли авторитарный капитализм стабильной, прочной моделью? Полагаю, таков один из главных вопросов нашей эпохи - а это все еще эпоха "после 11 сентября", но также и "эпоха после 8 августа", а в экологическом плане "момент за пять минут до полуночи".

Сейчас, когда мы, FLIO, обдумываем возможные меры противодействия этому вызову на разных фронтах, я больше, чем многие европейцы, симпатизирую концепции "сообщества демократий", которую выдвинули американские политологи из обоих станов - Маккейна и Обамы. Прежде всего мы должны обратиться к тем странам, которые разделяют наши ценности в плане государственного управления, - а таких стран после "trente glorieuses свободы" стало больше. Но при этом несколько жизненно-важных условий обязательны.

Во-первых, нам не следует поддаваться иллюзии, будто для нас возможно партнерство только с либеральными демократиями. Пусть наши ценности влекут нас к этому, но наши интересы неизбежно будут толкать нас к отношениям и даже партнерству в том числе с государствами, которые на данный момент являются нелиберальными. Поэтому некая официальная "Лига демократий", противостоящая некой "Ассоциации автократов" (яркий термин, предложенный Робертом Каганом), - это крайне неудачная затея, даже если нам и удастся договориться о том, кто именно заслуживает членства в этой лиге. Биполярный беспорядок нисколько не лучше многополярного.

Также будет не очень разумно, если мы станем слишком подчеркнуто отождествлять эту концепцию сообщества демократий с Западом, как делает бывший премьер-министр Франции Эдуар Балладюр в своем предложении создать "Западный союз", как он выражается. Традиционно и прогресс, и либерализм исходили с Запада. Но теперь будущее свободы зависит от возможности формирования новых вариантов прогресса - будь то в Индии, Китае или мусульманском мире - принципиально незападных, но определенно либеральных в ключевом смысле высокой ценности личной свободы. Я не рискну биться об заклад, что так и случится, но работа в этом направлении - самый надежный шанс для нас в долговременной перспективе. Пессимизм интеллекта должен сочетаться с оптимизмом воли.